На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • владимир Сырников
    Вся эта стрельба вокруг да около, наводит на мысль, что в нашей армии есть руководящие работники работающие на ВСУ, к..."Это вам за Москв...
  • Евгений Кузнецов
    Самый верный способ выжить для них это быстро сдаться в плен.«Пал смертью храб...
  • Валерий Фоменков
    Смерть укро-американским фашистам!«Пал смертью храб...

Девочка на трассе

«Здравствуйте, меня зовут Марк. Марк Авдонин. Узнали? Да-да-да, это именно я. Чемпион Московской области в полутяжелом весе. Что со мной произошло, и почему я перестал выступать? Возраст, нокаут, травма, сотрясение. Теперь вот перед вами буду выступать».
Не удивляйтесь, это я так готовлю вступительную речь перед учениками . Меня пригласили на работу тренером в секцию молодежного бокса города Кимры. А что? Работа не пыльная, времени свободного много. До столицы рукой подать- два часа по трассе.
Еду не спеша, потому что торопиться боле некуда. Последний дурацкий бой поставил жирную точку на моей спортивной карьере. Да и возраст, знаете ли, тоже дает свое . Двадцать девять уже. Через пять-шесть лет меня бы в любом случае с ринга погнали мокрыми тряпками. Я ж не Тайсон. Ушел красиво, что тут говорить: после боя с тяжеляком. «На спор». Когда я впал в неконтролируемый нокаут, закончившийся больничной койкой и истерикой тренера.
Зато у меня хорошая машина и двухкомнатная квартира, и она лично моя, потому что Галка ее забрать не смогла. Я хату на брательника записал, жене отдал однокомнатную, которую купил с первой своей. А Галка меня бросила и ушла к тяжеляку, причем с моей квартирой. Но я не в обиде, она из меня всю душу, стерва, высосала за семь лет. «Вбыв бы», как говорит Кличко.
Вот и еду в Кимры. Печка разогрелась, в машине душно. Начинается пурга, и это мне не нравится. Потому что я на трассе сам за рулем в первый раз, а в машине нет навигатора. И резина летняя, сменить-то было лень.
Эт-то что такое впереди? Фигурка, е-мае. Маленькая, скрюченная, шапчонка кургузая, даже сразу не разглядеть- кто, мальчик, или девочка. Тебя как сюда занесло, болезный на всю голову? Ну, подъедем, подъедем, поглядим на тебя, раз все равно стоишь. Мама родная, девчонка, как есть девчонка. Замерзшая, застывшая, под подол шубейки ветер задувает. Ты что здесь делаешь, мученица? Тебе ж еще рожать.
Открываю окно и ору через усиливающийся ветер:
- Садись, дура!
Села, шубейку поправила, шапчонку сняла, на сидении скукожилась. Лет двенадцать на вид. Откуда взялась в такую метель? Родители где?
- Тебе куда?- говорю, не оборачиваясь.
- Дальше съезд направо, деревня Малиновка. Мне туда.
А голосок, как колокольчик. Ну, в Малиновку, так в Малиновку.
- Поворот покажешь?
- Покажу, дяденька.
Ишь ты, дяденька. Воспитанная девочка. Хочу спросить, как она здесь оказалась, но не до этого: машину заносит. Все, Гитлер-капут, машина дальше не едет. Просьба пассажирам сдать билеты.
- Все, девочка, дальше не поедем. Сама дойдешь?- а я все не оборачиваюсь к ней, дурак.
Обернулся бы раньше, может, и судьба-злодейка моя другим боком ко мне повернулась бы.
- Дяденька,- говорит с придыханием,- не могу я одна домой идти. Нельзя мне.
- Это еще почему? Не проеду я дальше, занесло. Придется самой как-нибудь.
- Дяденька,- говорит, чуть не плачет,- посмотрите на меня. Нельзя мне домой.
Вот тут я и оборачиваюсь к пассажирскому сиденью. Еклмн-э, все фараоны египетские! Шубейка расстегнута, под ней только трусики да лифчик,. Размер даже не нулевой, а минус первый. Чулочки черные, шелковые, рваные. Над чулочками ножки мертвенно-синего цвета.
- Ты хто? Привидение?
- Дяденька,- словами захлебывается, вот-вот расплачется.
Волосенки грязные, глазки потухшие
- Меня папка побьет, если без денег домой вернусь. Ему на выпивку всегда не хватает. А братишка болеет, кашляет сильно. И мамка тоже пьет, тоже... Папка дерется больно. А если не я, то кто? Дяденька, я не в первый раз, я все умею, честно-честно.
Ой, помедленнее, кони, ой, помедленнее. Я после нокаута, у меня мозги работают не так быстро.
- Тебя от меня че надо, девонька? Тебе лет сколько, блудница?
-Тринадцать, дяденька,- опять скукожилась, глазки спрятала, шубейку запахнула. И шепчет страшно, как из могилы:
- Нельзя мне домой пустой идти. Бить будут. Не хочешь сам, дай денег.
Да нет у меня денег с собой. Сторублевка мятая в кармане болтается, все остальное на карточке. Достаю, протягиваю ей. Мало, кричит, мало. Пятихатку, как минимум, на трассе поднимает. Она же малолетка, на нее охотников много. Что такое сотка? Даже на бутыль нормальный не хватит. А еще лекарства братишке купить, а еще еды домой, и чулки новые надо, эти порвались совсем, и презервативы тоже не у всякого есть.

Так и сидим. Пять минут сидим... десять... пятнадцать... Она шубейку-то опять расстегнула; ножки уже не синие- малость лиловые, прямо, как у магазинных кур, про которых мне мама рассказывала.
Молчим оба, она глазками из-под спутанных волос неопределенного цвета стрельнула, поняла, что охоты нет, опять запахнулась. Слава те, Господи!
О, я всегда знал, что счастье есть-трактор ползет. Сквозь снежный мусор фарами светит, как инопланетянин. Стой, чертяка, стой, не видишь: налогоплательщик в снегу застрял?!
Выскакиваю из машины и бегу навстречу, размахивая руками. Вижу улыбающееся лицо в кабине и хочу его расцеловать. Лебедка? Есть. Все есть, даже бутылку найду, если хочешь, где-то в бардачке заначка валяется. Цепляй, брательник!
Бухаюсь на сидение и понимаю, что придется ехать в Москву не одному. Как там у классика? Вы в ответе за тех, кого... ну и далее по тексту.
- Со мной поедешь,- это не вопрос, а констатация прискорбного факта.
- Дяденька,- опять она за старое,- за ночь денег больше надо.
- Будут тебе деньги, будут, только ноги спрячь. Импотентом не хочу остаться.
Послушалась, спрятала, шапчонку на уши натянула. И ведь ничего не боится. А если маньяк? Расчленю и выкину. А чего ей бояться? Страшнее того, что в ее жизни сейчас есть, не бывает. По поводу медных труб не уверен, но огонь и воду эта девочка точно прошла.
Ползем медленно, лениво, скучно. В столицу-матушку.
- Как зовут-то хоть?- спрашиваю ее, надо же о чем-то говорить.
- Таня,- сонным голосом.
Намерзлась, Мария Магдалина. Ну, спи, спи. Ехать долго, трактор- он, надежный, но медленный.
- Дяденька...
Тьфу, ты черт, достала с этим «дяденькой».
- Марк меня зовут. Марк Владимирович Авдонин.
- Я кушать хочу, Марк. Ты меня накормишь?
О, блин, а что у меня дома в холодильнике? Полпачки замороженных овощей и тубы со спортивным питанием. Я же надеялся припарковать лыжи в Кимрах. Ладно, что-нибудь придумаю. Едем, сам почти сплю, когда дружелюбный узбек хлопает рукой по капоту:
- Приехали, друг.
Не, ну не совсем приехали, но на чищенную трассу меня вывезли. Жестом миллионера отдаю мятую сторублевку, бутылку водки, спрятанную в бардачке; благодарю за проявленную сознательность и еду к дому.
А эта все спит. Как уснула, так и спит, паршивка. На руках нести? Ага, щас. Делать больше нечего, у меня пальцы сломанные были. Бесцеременно пихаю в бок- вставай, страна народная. Проснулась, надо же, какая удача. Глазки растопырила:
- Где мы, дя... Марк?
О, вспомнила. Я, лично, дома. А вот где ты, пока не знаю. Здесь постой, только не падай. Сейчас машину припаркую, и домой пойдем.
Надо же, не упала, а я уже ставки сам с собой делал: упадет- не упадет. И что вы думаете? На этаж пришлось все-таки на плече затаскивать, так и не проснулась до конца.
Сгружаю на кресло в зале, сам в магазин. Жрать хочу, аж голова болит. Да и эту доходягу накормить надо. Я ж спортсмен, вижу- пока еще не кахексия, но близко к ней. Когда последний раз ела- Бог ее знает.
Возвращаюсь уже по темноте. Девка спит, будить не стал. Продукты в холодильник сгрузил, сам бутерброд с чаем стрескал, спать пошел. Устал я , что-то, братцы-кролики.
И снится мне, что в башку летит пудовый кулак. Ой, врали они мне все: не тяжеляк он, а супер. У меня вес- семьдесят девять килограммов, а у него кулак, как у меня голова. Вот он мой нокаут и приплыл.
- Марк, Марк, я завтрак приготовила.
Это еще кто меня без спросу тормошит? Так, мозги в кучу собрать, серое вещество по полочкам разложить. Ага, я же не один заснул. Где-то там, в недрах квартиры спало странное существо в куцей шубейке.
Она переоделась. Я дурею, она натянула мою футболку. Ту самую, которую я получил на чемпионате Москвы. Наглость- второе счастье.
- Марк, собирайся. Чем дольше я у тебя, тем денег больше надо. Папка в этом плане строгий. Пять тысяч, Марк, надо. Понимаешь? Я же несовершеннолетняя.
Пять штук, значит, пять штук. Смотрю на девочку в моей футболке, и такая грусть-тоска меня съедает, скажу я вам. А куды ж я ехал-то, почитай, менее суток назад? Да к таким же возрастом ребятенкам. И вот стоит сейчас передо мной ребятенок, футболку мою с надписью «Россия» упорно на коленках поправляет, краснеет и молчит. Я даже завтракать перехотел.
- Сорок пять секунд на сборы, рядовой Татьяна,- это я у тренера своего научился,- едем домой, деньги будут, с папой поговорю.

Едем в деревню Малиновку. Танька все переживает. Наелась, помылась, хорошенькая стала. Рыженькая, оказывается. Я ей ту футболку с надписью «Россия» подарил. Не жалко, а она обрадовалась. Ей никто никогда ничего не дарил.
Едем, молчим. Я не выдерживаю.
- Папка строгий?
Отвечает нехотя, сквозь зубы:
- Денег дашь, будет добрый.
Обиделась что ли, что не тронул? Ну, извини, на детенышей не встает. А денег дам, вчера в магазине с карточки десятку снял.
Трассу, хоть и почистили, но резина все равно летняя. Поэтому не едем, а ползем по правой кромке.
- Слушай,- опять не выдерживаю,- ты мне хоть «спасибо» скажи за то, что накормил. И долго ты вот так... на трассе?
- Как месячные начались. Полгода уже.
Голова качается, как у старого деда. Нет, я не ханжа. Далеко не ханжа. Были и у меня семнадцатилетние гимнасточки на соревнованиях. Но там все было по согласию, к обоюдному удовольствию и с высочайшего благословления тренеров. А тут… в мозгу не укладывается.
- Но ведь службы какие-то есть. Нельзя же вот так, на трассе, в тринадцать лет. Что ж с тобой дальше-то будет, девка?
Головенку рыжую повернула, глазками зелеными засверкала.
- Дядя, ты совсем дурак? Или с Луны свалился? Меня дважды забирали, потом обратно на родину возвращали. Испытательный срок родителям давали, а они на неделю пить бросят, за мной идут.
Не понимаю я этого. Четырнадцать лет на ринге, всякого насмотрелся. Спорт- тоже не институт благородных девиц. А вот этого, хоть убейте, не понимаю.
- Что же тебя никто не осматривал? Ты же того… вроде как не девственница.
- Точно дурак. Да меня в детдоме в первую же ночь трое семнадцатилетних лбов изнасиловали. Ты в наших детдомах был? Лучше уж на трассе. Там хоть иногда просто так денег дают.
Все, тайм-аут, первый раунд не в мою пользу. Секундант обмахивает меня платочком. Это надо переварить и уложить в голове.
- Поворот скоро?- спрашиваю тихо.
- Метров через сто.
Опять замолчали, да и черт с тобой. Я- не нянька, пестовать тебя не обязан. Домой привезу, деньги отдам и забуду, как страшный сон. В Кимрах резину сменю, пацанов буду учить. Нагрубила зачем-то, нахалка. Выспалась, наелась, дураком в благодарность обозвала.
Подъехали к Малиновке. Деревенька маленькая, снегом занесенная. Кроме названия красивого ничего нет. Народ либо в Кимрах работает, либо в столице. Кто остался- пьет. К домику подходим- убогий домишко-то, по окна в земле. Печка топится, собака плешивая на поводке брешет. В дом заходим, Танька сразу в кухню:
- Папа, папа, я дома!
Стараюсь носом не дышать, запах сивушный чувствовать не хочу. Где-то в углу из-под тряпья кашляет пацан. Скорее всего бронхит у мальца.
Е….пресвятые угодники…. Из кухни выходит… нет, выползает…. выгребается существо неопределенного вида, неопределенного роста, неопределенного цвета.
- Явилась, бл… подзаборная.
И лениво так, скучающе, девчонку по личику- хрясь. Она в угол, за щеку держится, в глазах- слезы.
- Папа, я с клиентом. Он богатый, на всю ночь меня взял. У него деньги есть.
Эт-то, простите меня, кто? Это- папа? «Папа» двигается на меня, улыбаясь щербатым ртом. Ручонку протянул, пальчиками перебирает. Давай, говорит, деньги. За дочку, говорит, давай. А то, говорит, сам знаешь- статья 134 УК РФ.
Ты меня, существо, с утра так не выводи. У меня и без тебя переломы болят, и еду я без завтрака, дуру твою малолетнюю везу. А он раздухарился, кулачонками передо мной машет, деньги требует.
Ты давай, давай, только раскройся. Я ж боксер, у меня реакция. Сгребаю за грудки, прижимаю к стеночке, объясняю кто он и кто я. Вдруг чую- еще что-то из кухни выползает. Другое существо: вида женского, в руках топорик.
- Ты кто, Изергиль?
Танька в крик:
- Мама, не надо!
Это, значит, у нас мама. Понятно. Папочку немножко головой об стенку -тюк. Чистый нокдаун.
- Мамаша, отдайте топорик, вам он ни к чему, еще ухо себе отрубите.
Маму в угол ставлю, чтобы видела, что делать буду. К Таньке подхожу, она так и сидит в уголке. Щека распухла, папаня по лицевым ударам спец большой, сразу видно. За подбородок беру, в разные стороны покрутил: туда-сюда. Не смертельно, до свадьбы заживет.
- Он без синяков бьет, лицо все-таки. А остального в машине не видно,- голосок спокойный, и от этого еще страшнее.
- Таня,- протягиваю две бумажки по пятерке,- возьми деньги. Купи еды, лекарств брату, одежки купи, что ж ты в чулках зимой ходишь.
Качает в ответ головой своей огненной, глаза прячет. Стыдно ей.
К маме подхожу:
- Мамуля, я через пару дней обратно проезжать буду. Загляну на огонек. Если Таньку опять в чулках увижу, быть вам битыми. Я ж дурной, после нокаута, меня любой суд оправдает. Головой так не маши, оторвется. И папе водичкой в харю плесни, пусть не притворяется.
Ушел я из этого бардака, не оборачиваясь. Не было больше сил там находиться. Скорее бы в Кимры, к ученикам, но сначала надо от этой грязи отмыться.

Стою в зале, передо мной двенадцать пар счастливых детских глаз. А в них- надежда и восторг. Как же, настоящий чемпион приехал. Будет нас, дураков, уму-разуму учить. А ничего, пацанята, пока еще все легковесы, но вон тот справа, и этот в центре до полутяжев запросто дойдут.
- Орлы!- кричу во всю глотку, этому я тоже у тренера научился.- Работать будем много, с искрой, с пользой для общества. Кто со мной к Олимпийским победам? Шаг вперед.
Так и шагнули во все свои двадцать четыре ноги.
- Молодцы,- говорю,- начнем.
Эх, и гонял я их, птенчиков. А что вы хотели? Выбыть на первом раунде? Тогда это не ко мне. Я- профессионал. Через полчаса скакалки, отжиманий и приседаний, решил, что для первого раза хватит.
- В душ, марш!
Зашагали, смотрю, нога за ногу заплетается. Ничего, через пару недель вы у меня от пола будете на кулачках по сто раз отжиматься. Это я вам гарантирую.
В гостиницу вернулся веселый. А ничего так, работенка. Пацанята не плаксивые попались, пыхтели, но терпели. Интересно, как там Танька поживает. Домой завтра поеду, заскочу по дороге, проверю.
О, телефон звонит. Кого надо? Развлечься? Прямо сейчас? Отчего же не развлечься? Заходи, развлечемся.
А ничего так, местный рынок сексуальных услуг. Вполне себе на уровне. Высокая, статная, волосы черные, платье по минимуму. Ну, заскакивай, зайка. Как зовут, говоришь? Настя. А меня Марк. Только Маркушей не называй, у меня на это имя реакция. Да не такая, а совсем наоборот. Нос? Ну, сломанный пару раз, бывает, да уши не эльфийские, понимаю. Но ведь я красавчик, правда? И ты тоже красотка. А как же… Подожди, дверь закрою. О, как быстро ты, однако. Хотя, чего там у тебя снимать было.

Кого это несет посреди ночи?
По волосам рукой провел, сосок пальцем потеребил.
- Лежи, никуда не уходи, я быстро. Проверю только, может, номером ошиблись.
К двери подхожу:
- Кто?
- Откройте, милиция.
Ничего не понимаю, но открыть надо. Стоят двое, в форме, в руках удостоверения. Один вроде лейтенант. Второй, по-моему, капитан. Быстро помахали перед носом, не заметил.
- Марк Владимирович Авдонин?
Строго так, торжественно, как на параде.
- Он самый, товарищи милиционеры.
Зайка простыню под подбородок натянула, лежит, боится. Да ладно вам, я чист перед законом. Ничего и никогда, как у Оси Бендера.
- Собирайтесь, проедете с нами.
Э, а вот так разговоры с гражданами Российской Федерации не разговаривают. Никуда не поеду, пока вы мне, товарищи, отчет по полной форме в трех экземплярах не предоставите.
- Тамбовский,- говорят оба,- волк тебе товарищ. Собирайтесь, Марк Авдонин, мы вас арестовывать пришли.
Ну, ладно, проедем, разберемся.
- Зайка, ты не обижайся, если что. Дуй домой давай, через пару дней приходи.
Сижу в допросной, как дурак, посреди ночи. Смотрю- дядька пожилой заходит, стул напротив приставляет, смотрит на меня осуждающе. Минуту смотрит, вторую... Я уже ерзать от нетерпения начал.
- Что же вы,- наконец говорит,- Марк Владимирович наделали?
- Да что я наделал-то? Объяснит мне, кто-нибудь или нет?
- Э-э-х,- дядька рукой махнул, листок исписанный мне под нос сунул.
«Копия,- там было написано-, протокола допроса Голубевой Татьяны Павловны. 199.. года рождения, проживающей по адресу: с. Малиновка, ул…. дом….
А потом он меня бить начал. Кулаками, и все кричал:
- Я ж боксер, после нокаута. Я ж дурной, меня любой суд оправдает.
Потом на трассе выкинул, и бутылку следом тоже, а сам в Кимры поехал. Я домой еле дошла, меня родители сразу к врачу отвели. А бутылку я подобрала сама, на всякий случай».
Эй, майор, лошадей не гони. Это, вообще, что здесь было?
- Это,- говорит мужик в погонах,- Марк Владимирович, статья 134 УК РФ, отягощенная статьей 117.1 подпункта «г» того же УК. Это, дорогой мой, по совокупности до десяти лет. И то, если повезет.
- Ты чего, майор,- ору прямо ему в лицо,- я ж тренер..
- С вашей тренерской работой мы тоже разберемся. Кто вас тренером назначил, что вы там с детьми делаете. Во всем разберемся, не бойтесь. Да, кстати, адвоката брать будете?
Вот и загремел чемпион Московской области в полутяжелом весе. Следак очную ставку назначил. Говорит, имеются в ваших с потерпевшей показаниях кое-какие противоречия. Шутит он так, что ли, я не понял. Какие противоречия? Там небо и земля. Я все, как на духу рассказал. Да, подобрал на трассе в пургу, домой привез, накормил, обогрел, потом обратно родителям отвез. Денег еще дал, чтобы еды купила. Да, папу пару раз тюкнул. А как, скажите, не тюкнуть? Если сам напрашивался.
А потерпевшую я не трогал, мамой клянусь, землю есть буду. Это папаша-алкоголик ей и зарядил. Вы ее саму спросите, она расскажет.
- Не можем мы,- говорит майор,- ее без родителей допрашивать. Она ж несовершеннолетняя.
Да как же так, граждане-товарищи… Нет, я тоже телевизор смотрю. ДНК возьмите, анализы сделайте, не было у меня с ней ничего.
Майор, гляжу, смущается, бровями двигает.
- Так она показывает, что вы ее того… бутылкой. И орудие преступления, вот оно, Марк Владимирович. А на нем ваши отпечатки. Смазанные, правда, так ведь вы ее в снег выкинули.
К-к-какой, простите, бутылкой? Кого бутылкой?
- Вот этой вот самой. Татьяну Павловну Голубеву.
И показывает мне бутылку из-под водки. А я припоминаю, что у папаши из рук этот самый бутыль пустой и забрал, чтобы он в меня по пьяни «розочкой» не ткнул. Лихо они это дело провернули.

Сижу на очной ставке. На Таньку смотрю. Синяки уже сходят, но вся битая-перебитая. Да что ж такое, я ж ее в полном порядке оставил. Рядом «папа» стоит, по плечику ее поглаживает, успокаивает якобы. Это ведь ты, стервец, ее так обработал. У тебя рука умелая. Мамаша тоже приплелась, в платок сморкается, на меня гневно поглядывает:
- Душегубец. Цветочек наш невинности лишил. Кровиночку нашу единственную. Кто ее такую замуж возьмет?
При этих словах я аж закашлялся. И смешно, и плакать хочется, только не знаю, чего больше. А эти трезвые, на удивление. Ведь могут, когда захотят.
Танька голову рыжую опустила, глаза боится поднять. Только на все вопросы «да» отвечает.
- Бил?
- Да.
- Насиловал?
- Да.
- Так все дело происходило, как вы рассказывали?
- Да.
Я уже на пятом вопросе понял, что меня со всех сторон обложили. Никто слушать не хочет. «Полет над гнездом кукушки», прости Господи. Не знаю, чего этой семейке Адамсов от меня понадобилось, но света белого мне теперь долго не видать. Эх, как вмазал бы сейчас всем, да руки скованы.
Уже на выходе оборачиваюсь:
- Танька,- спрашиваю, - зачем?
В глаза хочу посмотреть, да она их еще ниже опустила. Вздрогнула, плечи сгорбились. Папа тут же над ухом склонился, шепчет что-то, сволочь. Мама трубно высморкалась, и прямиком к следователю почесала:
- А насчет моральной компенсации как узнать?
Ах, вот чего им понадобилось! Денег хотят, алкаши подзаборные.
Следователь вежливо от нее отстраняется и сухо так говорит:
- Все будет решать суд.
Мамаша сразу, по-моему, и не поняла. Она ж денег хотела, а дело уже, почитай, в суде.
- Примирение,- вещает майор,- сторон в вашем случае никак невозможно. Очень уж социально значимое преступление совершил этот, так называемый, тренер. Таких, как он, зверей в человеческом обличии, надо еще в материнской утробе надо изничтожать. Надеюсь, что когда-нибудь такой прибор изобретут. А вы, граждане, домой ступайте, вам еще девочку в чувство приводить надо после такого стресса.
В общем, семь лет мне дали. Адвокат бесплатный был, особо не старался. Не хватило мне денег на крутого спеца. Не вовремя нокатировали.
Сделали скидку и на то, что после нокаута, и на мою звездную карьеру. Тренер характеристику хорошую дал. Только пацанов из секции всех на проверку к врачам таскали. Такая стыдоба, что словами не описать.

Стою, в угол вжался, стойка боксерская. Ну, подходите, сифилитики суицидные. С боксером главное в ближний бой не ввязываться. Кто первый копыта пододвинет, тот от меня со сломанным кадыком и уйдет. Живой не дамся. Ну и что, что сто тридцать четвертая? Хочешь мою статью на прочность проверить?
Сплю вполглаза, завернувшись в матрас и прижавшись спиной к стене. Самая тяжелая статья в камере. Пока отбиваюсь. На обеде, в туалете, в бане всегда начеку приходится быть. Чуть зазеваешься, ватагой набросятся- считай, хана.
А тут дедка какого-то в камеру суют. Дедок хлипенький, щелчком перешибить можно, а глаза волчьи. Говорят, по тюрьмам уже третий десяток лет ходит. После ужина, смотрю глазом, что-то придумали. Гром- новичок, верзила ростом с Валуева- поднимается, ко мне идет, кулаки разминает. Я боком-боком к стене, чтобы сзади не подошли.
- Гром, погодь,- это дедок очухался. Голосок сухонький, слабенький, а по мозгам, как наждачкой проехался,- погодь, с этим делом надо разобраться.
- Чего тут разбираться, Волк? - о, как, дедка, и в правду, Волком кличут,- статья доказана. Семерик паря схватил. Вот пусть девочкой и поработает.
- Не верю, Гром,- дедок Станиславского, что ли, начитался,- я энтого парнишку знаю. Это ж Маркуша Авдонин. Московский полутяж. После боя с супером вылетел. На «слабо», дурачка, взяли. А так второй Костя Цзю был бы.
О, дедок, так ты не только по тюрягам чалишься, а еще и отечественным спортом интересуешься.
- Ты садись, Маркуша, садись,- дедок напротив себя указывает.
Гром сзади встал, кулаки разминает. Я ему по-доброму говорю:
- Не стой за спиной, раздражает.
Не послушался, стоит.
Второй раз прошу по-человечески, опять стоит. Ну, сам напросился. Посылаю апперкот без замаха в корпус. Гром дыхалку теряет, пополам сгибается. Я предупреждал: не стой у боксеров за спиной. Думал, если под потолок вымахал, на тебя кулаков не хватит?
Дедок в ладоши хлопает, как дите малое.
- Видели, видели,- кричит,- это его коронный номер. А если в голову бьет, победа обеспечена.
- Ты, Маркуша, не нервничай,- дедок совсем развеселился,- а лучше расскажи, как ты здесь оказался. Сам видишь, мальчики просят. А мальчиков лучше не обижать. А то они как обидятся, так тебе не поздоровится.
Я за стол напротив Волка сел, отчего же не сесть, если авторитет приглашает. Второго дурака за моей спиной стоять не нашлось. Деду все и выложил, с самого начала. С той пуржливой ночи, когда судьбу свою на трассе встретил. Мужики переглядываются, кивают, перемигиваются. Думают, вру. А с чего им мне верить? Боксеры же все дурные, считается.
Дедок головой качает, хитро ухмыляется. Кого-то подозвал, что-то на ухо шепнул.
- Понятно, Маркуша, понятно. Если твоя история подтвердится, то развели тебя, как ребенка со свистулькой.
Сам знаю, дед, хоть ты душу не трави. Мне пять лет осталось, у меня статья тяжкая и УДО никаким макаром не светит- я вредный. Но если, благодаря тебе, меня в покое оставят, то помощи твоей не забуду. На волю выйду- проси, что хочешь. В рамках действующего законодательства. Я в тюрягу больше не пойду.
Не знаю, что там дед разузнал, вроде как кого-то на воле подключил, но история моя подтвердилась. Я, грешным делом, надеялся, что пересмотр будет, но тут дедок руками развел. Сказал, что здесь он, к сожалению, бессилен. То, что узнал, то к делу, как говорится, не пришьешь. Жалко, блин. Да отсижу. А как отсижу, так в Малиновку наведаюсь. Хочу на папу поглядеть.
Дедуля тут же ко мне бросился. Не вздумай, говорит, если хоть пальцем тронешь, надолго загремишь. Да не буду я его бить, что ж я, совсем берегов не вижу. Только у калиточки постою, пусть они на меня посмотрят. Денек постою, два постою, может, и три. У меня терпежу хватит. В окошко поглазею, Танюше посвищу, в глаза ей загляну. Я добрый, только память хорошая на плохие дела.
А, да, забыл сказать. Мамаша-то за «испорченную невинность» денег все-таки стрясла. В сто штук дочурку оценила- цветочек и кровинушку. Хочется этой «кровинушке» один-единственный вопрос задать, но пока не скажу какой.

Эх, пять лет уже чалюсь. Дедок со мной все о боксе разговаривает. Он, оказывается, в мокроносом детстве чемпионом района был в наилегчайшем весе. Он мне, кстати, и рассказал о том, что Танькины родители сгорели. Вместе с сынишкой. Напились до чертиков, уснули пьяные, а там проводка загорелась. Таньки дома не было. А жаль.
Вот он мне мозги и промывал по поводу Танюши.
- Дурак, ты, Маркуша,- не, у меня на это имя реакция, но пусть называет, как хочет,- ты зачем к ним домой поперся? Отдал бы бабки да дунул с ветерком, только тебя и видели.
Ну, как ему объяснить? Тренер я, дедуля. У меня таких, как Танька, двенадцать штук в секции было. Хоть и недолго.
- Вот,- говорит,- сейчас за свою доброту на нарах и паришься. В следующий раз умнее будешь. А то и трахнул бы малолетку. Подумаешь, делов-то.
Вдруг меня вызывают. На свидание. Куда, чего, к кому? Брательник на Сахалине на краболове ходит, его дома неделю в год только видят. Что ж он сюда ко мне приедет разве? А больше родных здесь нет. Да я не гордый: схожу, если надо.
В комнату заводят, там девушка сидит. Молоденькая, красивая-я-я... Глазки голубенькие, волосики беленькие. А что такого? Я ж уже пять лет сижу. Что, и посмотреть нельзя?
Она чемоданчик открывает, бумажку достает и начинает мне ее тонким голосом зачитывать. Я, признаться, сперва и не слышал ничего, все на ее челку смотрел. Ниже боялся: вдруг ослепну. Только фразу одну выловил, и сразу заинтересовался:
- Таким образом, я, Голубева Татьяна Павловна, признаюсь в том, что дала ложные показания с корыстной целью в отношении Авдонина Марка Владимировича. В оправдание могу сказать, что мне тогда было тринадцать лет, и я находилась под сильнейшим психологическим и физическим давлением отца. Голубева Павла Николаевича. Убедительно прошу следствие разобраться… принять меры….. исправить ситуацию.
Ой... Нет, воды не надо. Девушка, милая, красавица, это ты мне сейчас что прочитала?
Оправдание мое, говоришь? Бумажка, нотариально заверенная, моему брату по почте пришла? А он тебя нанял? А ты что? Дело подняла? Улики небрежно собраны? Экпертиза не проводилась? Да я им об этом еще пять лет назад говорил. На бутылке одни отпечатки пальцев, ничего остального нет? А что там еще должно быть? Я же говорил, что бутылку просто из рук у папы забрал, да в угол откинул, чтобы не мешалась. Следов физиологических жидкостей нет? Каких жидкостей? А, понял. Давай без подробностей.
А майор что говорит? Ах, он подполковника сразу после моего дела получил. Ну, неудивительно. Дело-то громкое было. Помню, помню журналюги у здания суда орали «Доколе!». И все микрофонами в меня целились. Думал, из фотокамер застрелят.
Суд, вообще, история отдельная. Я все Таньку просил:
- Скажи правду. Правду скажи, мне от тебя больше ничего не надо.
Мамаша, как наседка, раскудахталась, юбками машет, «кровиночку» защищает. Адвокат их гру-у-у-стно так говорит:
- Давление на потерпевшую. Прошу суд принять меры.
Не иначе, как эти сто штук ему отдали, что из меня высосали. Да, ладно, сама понимаешь, не в деньгах дело.
Вот суд «меры» и принял. Изолировал от общества «социально опасный элемент». То бишь, меня.
А сейчас что? Танька пропала? Как это пропала? Нет, ты мне ее, девочка, найди. Я на нее молиться буду. Потому как сейчас она- моя единственная надежда на реабилитацию.

В общем, оправдали меня полностью. Таньку нашли, она показания дала. Все, как есть объяснила. Подполковнику выговор по служебной части, прокурору тоже. Кто еще попал, я в подробности не вдавался. Девочка- адвокат (Машей звать) выложилась хорошо. Все разрыла. И то, что родители-алкаши конченые, и то, что девчонка на трассе промышляла, и то, что....в общем, грязи много наклепала. Первое дело, да такое громкое. Журналюги- те же самые, кстати- у здания суда мне долго в лицо микрофонами тыкали. Все о торжестве справедливости поговорить хотели. Пока я их, ущербных, через хук в джеб не послал.
Волчара мне в камере руку долго жал. Говорит, в соседней области мужика тоже оправдали. Пятнадцать лет сидел, пожизненное было. Тоже сто тридцать четвертая с отягчающими вплоть до убийства. Так, что, успокаивает, что твои пять лет... Тьфу, школа жизни по сравнению с этим. Охотно верю.
Таньку только на процессе видел. Красивая стала. Глазки так же прячет, головенка рыжая ниже плеч опущена.
Адвокатша за рукав дергает- на компенсацию, спрашивает, подавать будете? За испорченные молодые годы. Ой, Машенька, не до этого пока. Дай на солнышко не через решетку посмотрю. Приходи через пару дней, там поговорим. А что, я ж пять лет отсидел. Уж и спросить нельзя.
А Танька опять пропала. Адвокатша сказала- где-то в Кимрах ее для процесса нашла. То ли бомжует она там, то ли еще что. Не поеду я туда. Ее дело. Не нянька я. Уже, почитай, совершеннолетняя.
Да, от уголовной ответственности Таньку освободили. Учитывая малолетний возраст, тяжкую жизнь, голодное детство, деревянные игрушки....
Бог тебе судья, Татьяна Павловна.
Домой вернулся. Брательник квартирку эти годы сдавал, денежки мне на карточку перечислял. Эх, братушка, как крабов своих наловишься, приезжай всей семьей, я вам такой пир закачу! Даже жену твою- стервозу анорексичную- прощу. Это ж она тебя против меня все это время настраивала.
Ты приезжай, брат, соскучился я по тебе. Приедешь?.. Давай, жду. К родителям на могилку сходим, по стопке выпьем, не чокаясь.

Таксистом вот устроился. Работенка не пыльная.
Тренер сказал- все понимаю, оправдан, реабилитирован, но... Как это пацанячьим родителям объяснить? Как в анекдоте: ложки-то потом, конечно, нашлись, но осадок-то остался. Ты, говорит, поработай пока где-нибудь, а потом посмотрим.
Вот, работаю. Полгода уже баранку кручу. В боксерскую секцию пошел, бьюсь по-любительски, в шлемах. Хоть и противно, а что делать?
А тут... вызов диспетчер дает- в Кимры на вокзал надо ехать. Толстопуза какого-то встречать. Да с превеликим удовольствием, дальняя поездка денег больше стоит.
Еду я, значит, по трассе. По той самой, что мне жизнь сломала. Местечко увидел, где Танька стояла. Притормозил, думаю, может и до сих пор стоит. Так я бы спросил:
- За что ты так, Танюша, со мной? Что я тебе сделал?
И ведь мозгом-то своим нокаутированным понимаю, что не ее вина. Папаня забил до полного отупения. А тут еще мама и братишка кашляет. Обработали девку так, что она голову поднять боялась. А все равно обидно, граждане. Верите, нет? Так и скребется обида когтем по сердцу.
Что Танька? Тринадцать лет ведь соплюшке было. Много ли там надо. Ну, да Бог-не фраер, всем по серьгам раздает. Пацана только жалко, ни за что с алкашами сгорел. Хотя, может, оно и к лучшему, а то тоже... лет через пяток на трассу бы отправили. А что, охотников до маленьких мальчиков тоже хватает. Я телевизор смотрю. И как родичи коньки отбросили, так она же признание сразу накатала. Хотя знала, что посадить могут.
Тьфу на тебя, Авдонин. Пять раз тьфу. От скуки уже всех оправдать готов.
Нет, гляжу, не стоит уже. Видать, куда-то в другую степь подалась. Вот и поворот на Малиновку. Глаза вылупил, вижу вдалеке обгорелый домишко торчит. Так и есть- он. Туда тебе, папаша, и дорога.
В Кимры подъехал, до поезда еще полчаса. Сижу, значит, на лавочке, пирожок купленный ем. Погода портится, ливень обещают. А у меня, как к дождю, так пальцы болеть начинают. Три штуки сломали и мизинец до сих пор кривой. Думаю: надо воды пойти в киоске взять, да газетенку «пожелтее», чтобы время убить. К будке подхожу, вдруг слышу:
- Дяденька-а-а, помоги встать.
Нет, это уже слишком, друзья-товарищи, я на такое не подписывался. Меня от слова «дяденька» до сих пор по ночам встряхивает, как на ухабах. Я и пошел прочь, а «это» за киоском все стонет лежит. Воды взял, газетку в правый карман куртки засунул. Опять слышу:
- Дяденька.
- Кто там?- бабку-киоскершу неопрятную- спрашиваю.
Она мне в ответ и лупит:
- Это? Это-Танька. У нее от героина завсегда ноги отказывают. Да ниче, милок, через часик оклемается, сама пойдет. Не впервой.
Еще одна Танька. И опять на мою многострадальную голову. Нет, я мимо пройду. Из интереса только посмотрю, и к машине. Вот-вот поезд подойдет. Только бросил взгляд любопытный. Лучше бы глаза себе выдрал.
Гляжу- волосики рыжие, спутанные, из-под них щелочки зеленые светят. Танька. Как есть- моя Танька самолично сидит за киоском. Упоротая до предела. Я спиной развернулся, бежать попробовал. Ну ее, видеть не хочу. Уже повернулся, как в спину слышу:
- Марк, не бросай. Не бросай!
Тьфу ты, пропасть! На корточки перед ней присел, руками волосы с лица убрал. Грязная, воняет, под глазом фингал сиреневым наливаться начал. А во взгляде узнавание. А то, я бы на ее месте сам себя тоже не забыл. Губы потрескавшиеся, еле шепчут:
- Марк, не уходи.
У-у-у, волком выть хочется.
- Да брось ты ее, братан.
Это кто у нас такой умный? Не стой за спиной, раздражает.
Мужик какой-то с цигаркой в зубах. Смолит противно, глаз прищуря, я таких со школы терпеть не мог.
- Брось,- говорит,- их по всему городу пачками валяется.
- А где,- спрашиваю,- деньги на дозу берет?
Мужик плечами жмет, философски изрекает:
- Сосет. Приезжих много.
Платон, блин, доморощенный.
- А что ж полиция? Куда смотрит?
Мужик на меня как на дебила глядит:
- Это ж Кимры, братан. Город-наркотик. Здесь со всего света маршруты сходятся.
В общем, ухватил я Таньку за подмышки и потащил к машине. Ну, не бросать же ее, в самом деле. Диспетчеру позвонил, сказал, что тачка заломалась, пусть замену шлет. На заднее сиденье тело сгрузил, в Москву повез. Еду я, значит, обратно, и кажется мне, что как был дураком, так и остался полным идиотом.

Еле на этаж затащил. Худая-худая, а костистая. Ростом почти с меня вымахала. Прямо на ковер в комнате бросил, пусть отлеживается. Потом что-нибудь придумаю.
А что потом? Ломало ее всю. Орала, как баньши по смертным душам. Я ее в спальню от греха подальше спрятал, сам отгулы на работе взял, в зале устроился. День орет, два орет, скоро соседи жаловаться начнут. Дверку в спальню приоткрыл- мама родная, она там все стены заблевала.
- Сучка,- кричу,- драная! Все языком мне потом слижешь.
Нет, ну делать-то что-то надо однозначно. Звоню медику из сборной. Повезло: они как раз в Москве к областным соревнованиям готовятся.
- Кузьмич- говорю- помоги, дружище.
Кузьмич и приехал с чемоданчиком. Хороший мужик. Как в спальню зашел, так от запаха чуть не упал.
- Марк,- говорит осуждающе,- ты бы хоть помыл здесь, что ли.
Помыл, ага. Я вам что, уборщица? Но, вообще-то, он прав. Надо хоть чуть-чуть грязюку смыть, а то потом не отодрать. Кузьмич в глаза ей заглянул, руки проверил. Увидел, что героиновая, какой-то укол всандалил.
Кровь на анализы взял. Из трусов ее грязных мазок тоже. Мало ли что, гепатит там, СПИД, еще какая бяка. Наркоши- они люди в этом плане не надежные. Препараты оставил, сказал, что поможет не особо, но боль облегчит. Дураком напоследок обозвал и ушел. Еще сказал, что при самом плохом раскладе мне это сокровище пару недель терпеть. Хотя тут все от стажа зависит. Обрадовал, называется.
Не, ну а выгнать... куда ее, да и как? Разве что ускорения пинком придать, чтобы сама с лестницы скатилась. Она же скрученная лежит.
Тьфу на нее! Свалилась на мою голову уже второй раз.
Вот сижу, пиво пью, себя крою последними словами. Танька затихать начала, уже в туалет сама по стеночке пробирается, и на том спасибо. Нет-нет, да и скорежит, но больше по старой памяти. Неделю ее колбасило. Кузьмич позвонил, сказал, что Танька, на удивление, здоровая как лошадь. Стаж небольшой- три- четыре недели всего. Ничего подцепить не успела.
Ну, и все. Как полностью очухалась, спальню мне до блеска отмыла, так я ее в кухоньку на разговор и вызвал. Пришла, ручки на животе сложила, глазки потупила. Сама чистенькая, хорошенькая, рыженькая. А я рыженьких завсегда любил.
- Вот тебе,- говорю,- девонька- Бог, а вот - порог. Дуй отсюда, пока я тебя ремнем не оприходовал. И на моем пути боле не попадайся. А то разозлюсь. А я, когда злой, за себя не отвечаю. Как ты там в протоколе-то писала? «Я ж боксер, после нокаута». Вот и запомни это, детка, накрепко.
И тут.... началось.
- Марк, не гони. Некуда мне идти. Опять на вокзал придется. Не гони, ноги целовать буду.
Ой... это что такое? Подводная лодка «Курск» в формате двухкомнатной квартиры. Она и впрямь в ноги бросилась, за колени обняла, я со стула встать не могу. Э, свистать всех наверх, у меня уже носки промокли. За плечи легонько встряхнул, чтобы мозги на место стали. Она головой рыжей машет, волосы меня по щекам бьют.
- Не гони, Маркуша.
Ну, блин. Тихонько по мордашке съездил, только чтобы истерику прекратить.
- Еще раз так назовешь.... у меня реакция, сама знаешь.
Успокоилась. В глаза мне смотрит, первый раз увидел, как она прямо в глаза смотрит.
- Марк,- шепчет мне,- я готовить буду, убирать, стирать. Ноги тебе мыть буду, а потом воду эту пить. Только оставь. Не хочу больше на улицу.

Я слушал эту историю, которую рассказывал симпатичный светловолосый крепыш. Мы ехали из Москвы в Казань в железнодорожном вагоне. От водки, щедро предложенной мною за знакомство, он отказался. Сказал, что пиво предпочитает. Но тоже немного- у него режим. Я слушал его историю и не мог поверить в ее правдивость. А Марк смотрел на меня и рассказывал... рассказывал. Хорошо смотрел, твердо, по-доброму.
- А что сейчас-то?
Признаюсь, меня этот вопрос очень интересовал.
- Сейчас? Все нормально, только Танька вредная стала. Сам понимаешь, пятый месяц. То ей персиков, то апельсинов подавай.

Он ехал в Казань, ему предложили работу тренера. Я ехал домой. Жаль, у меня дочь, Марк Владимирович. Был бы сын, отвел бы в твою секцию. Потому что именно на таких людях, как ты, и держится наша многострадальная Россия. Только все меньше вас становится. И на всех Тань вас не хватает.

источник http://www.yaplakal.com/forum6/topic1287243.html

Картина дня

наверх