Небесная твердь переливалась мириадами звезд, завораживая любого, кто поднимал голову вверх. Глядя на мерцание крохотных светил, не хотелось волноваться и переживать. Хотелось просто лежать и удивляться тому, как же все-таки огромна вселенная, и как в ней мал и незначителен человек. Микроскопический кристаллик в бескрайнем океане равнодушного ко всему мироздания, который радовался, огорчался и мечтал о том, что выживет. Потому что ему было всего двадцать.
Лежа около пушки, Николай смотрел на усыпанный звездами небосвод и размышлял о предстоящем бое. Тем более что вечером на позиции батареи пожаловал замполит полка. Как водится, вручил награды, зачитал приказ о присвоении очередных и внеочередных званий, а потом произнес пламенную речь. Из его выступления все поняли только одно – хана. Основной удар придется на их полк. А это значит, что в живых останутся только самые везучие.
Потому что у истребителей танков «длинный ствол, но жизнь короткая». Пять выстрелов, иногда больше, иногда меньше и все. Взрыв, второй, третий, и «напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут, она зарыдает». Николай посмотрел на свою сорокапятку, расчетом которой командовал уже второй месяц.
Истребителей называли по-разному. Официально – чуть ли ни элитная артиллерия специального назначения, в войсках - «Смерть врагу, кранты расчету». Не зря, ой не зря им платили в два раза больше, чем пехоте. Из десяти подбитых танков семь приходилось на истребителей. А из десяти орудий в бою выживала едва ли половина. Могли бы и в три раза больше платить, и в четыре, все равно эти деньги получать некому. Кому повезло - тот в госпитале, а кому нет - в земле. И вторых гораздо больше.
Расчёт Николая называли счастливым. Еще бы, три боя – все целы, а командир получил сержанта и «За отвагу». Везунчики.
Черное небо хмыкнуло, равнодушно мерцая холодным светом. Ему было все равно. А вот командиру орудия – нет. Хотелось выжить и в этом бою.
Как сказал наводчик: «Помереть геройски – дело не хитрое. Воюй только по уставу – наградят посмертно «Славой»» (орден Славы – авт.). Орден – конечно, хорошо, но вернуться домой – еще лучше. Поэтому командир расчета долго просидел со взводным, после чего вместе с бойцами потратил два часа законного отдыха на рытье, таскание веток и маскировку. Заряжающий откуда-то притащил две дымовые шашки, еще раз все обсудили до мелочей. Только после этого сержант отпустил бойцов.
А сам любовался ночным небом и думал. Сколько выстрелов? Два, пять, восемь? От этого зависели судьба орудия и их жизни. Отвлекшись на падающую звезду, Николай тихо пропел:
«С неба звездочка упала, ты желанье загадала, ты у неба попросила, чтоб живым вернулся милый. Загадать, что ли, желание?».
Но яркий шлейф пропал так же быстро, как и появился.
«Не успел», - вздохнул Николай.
- Успел, - раздалось слева.
Сержант от неожиданности дернулся и больно ударился головой о пушку.
- Аккуратнее, солдатик, не ровен час – в госпиталь увезут, - тихий смех заставил сержанта покраснеть.
- Не в госпиталь, а под трибунал скорее, за членовредительство, - хмыкнул он и оглянулся.
Метрах в пяти от орудия, улыбаясь, стояла девушка лет двадцати, одетая в легкое светящееся платье. Её золотые волосы опускались почти до земли, а глаза…
- Что молчишь, язык проглотил? - гостья подошла ближе.
Завороженный невероятной красотой девушки, Николай смог только что-то невразумительно промычать.
- Ау, воин, очнись!
- Простите, как вы сюда попали?
- Ни тебе «здравствуй», ни «разрешите представиться», - девушка нахмурилась.
- Доброй ночи, Николай, вам здесь не место, - скороговоркой выпалил сержант.
- Где захочу, там и буду. Ясно?
Гостья раздраженно топнула ногой, и Николай непроизвольно опустил голову вниз, посмотрев на сияющие ярко-красные сапожки.
- Попался, - рассмеялась девушка, - кто глянет на мою обувь, навсегда приворожен будет. Что теперь скажешь, воин?
- Согласен, - радостно кивнул сержант, - как говорится, совет нам да любовь, горько, а теперь поцелуемся?
- Экий ты шустрый, - девушка смущенно отступила.
- Мы, истребители, должны быть шустрыми. Так как насчёт поцелуя?
- Вот заладил, поцелуй – поцелуй, - гостья нахмурилась, - русским языком говорю – дух я ночной, Летавицей зовут.
- Очень приятно, - шутливо отдал честь сержант.
- Не перебивай, - рассердилась девушка, - любой, кто не устоит перед моими чарами или на сапоги глянет – до самой смерти будет приворожен.
- Подумаешь, - Николай пожал плечами и улыбнулся.
- Ничего не подумаешь, - Летавица явно обиделась, - от несчастной любви бросишь дом и, как лист в непогоду, пойдешь скитаться по свету, только бы меня из сердца прочь изгнать.
- Смешная ты, - хмыкнул сержант, - мы и без твоих чар вырваны из дома. Как листья в непогоду, скитаемся по земле. Правда, не одни.
Он похлопал по стволу сорокопятки:
- С боевой подругой. Три боя пережили, а утром ждет четвертый, последний
- Как это последний, - девушка тряхнула копной золотых волос, от чего вокруг разлетелись крохотные искорки.
- Предчувствие у меня - до захода солнца не доживу, - спокойно ответил Николай, - и сколько раз наша сорокопятка успеет выстрелить, неизвестно. Может, один, может – десять. А потом…
- А потом, - Летавица заинтересованно подошла к пушке.
- Все, - рассмеялся артиллерист, - немцы жить хотят не меньше нашего. Их танкистам неохота гореть, поэтому заметят и накроют огнем. Так что завтра будешь уже другого привораживать.
- Вот еще, - фыркнула девушка, - придумал.
- Ничего я не придумал, - сержант похлопал ладонью по стволу сорокапятки, - её «Прощай, Родина» называют. Думаешь, просто так?
- Выходит, я зря сапожками хвалилась?
- Выходит, зря, - кивнул Николай, - так мы поцелуемся или нет? Веселее на смерть идти будет.
- Эх, мужики-мужики, - улыбнулась девушка, - ровно дитенок малый игрушку требуешь. Не для баловства я к тебе прилетела звездой падающей.
- Жаль, - вздохнул Николай, заставив покраснеть Летавицу, - тогда открой секрет, может, в бою как раз и пригодится.
- Пригодится, - девушка посмотрела прямо в глаза, - выстрелов должно быть пять. Не больше и не меньше, ровно пять. Помни об этом. А теперь мне пора.
- Мы увидимся еще? – в глубине души сержант понимал, что это сон. Яркий, сказочный и красивый настолько, что просыпаться совсем не хотелось.
Летавица грустно улыбнулась:
- Доживи до заката, Коленька, и я приду, обещаю. А теперь прощай.
***
Несколько часов спустя.
Если закрыть глаза, то казалось, будто огромный великан, закованный в громыхающие доспехи, внимательно осматривает поле боя. Изредка порыкивая, он ищет засады истребителей танков. Сумасшедших артиллеристов, посмевших оказаться на его пути и вознамерившихся помешать! Ему! Вместо того, чтобы трусливо поджать хвосты и отступить, они были готовы…
- К бою!
- Ориентир второй. Танки! По головному! – подал команду командир взвода.
- Вижу танки! – Николай открыл глаза и продублировал команду, - ориентир второй, по головному!
- Есть второй, - отозвался наводчик.
- Бронебойным!
- Есть бронебойным!
- Прицел 13, наводить вниз.
- Упреждение полфигуры…
- Огонь.
Взвод слаженно рявкнул залпом. Танк споткнулся и густо задымил.
«Первый выстрел», - подумал Николай.
- По правому танку, - донеслось сквозь нарастающий грохот боя.
- По правому, - тут же продублировал команду сержант.
- Ориентир третий.
- Прицел двенадцать.
- Упреждение фигура.
- Огонь!
«Второй выстрел».
- Правый танк – верно! Давай, мужики.
Теперь все зависело только от слаженной работы бойцов расчета. Их заметили: танк, не сбавляя хода, уже поворачивал башню.
- Огонь!
«Третий выстрел».
Земля взметнулась перед бронированным чудовищем, заставив его злобно выдохнуть. Взрыв грохнул где-то позади.
- Огонь!
«Четвертый выстрел».
- Огонь! Есть!
«Пятый выстрел».
Победил орудийный расчет. Пока победил.
- Бросай шашки. Навались!
Укрывшись за густым дымом, бойцы перекатывали пушку влево, на заранее подготовленную позицию.
- Быстрее! Стой! Развести станины! – Николай оглянулся.
Великан свирепо ударил по земле рукой: там, где был расчет всего минуту назад, один за другим прогремели несколько разрывов. В этот раз смерть удалось обмануть. Надолго ли?
Но размышлять было некогда. На позиции неумолимо покатилась огромная волна ревущей бронированной смерти. Которой противостояли микроскопические кристаллики – истребители танков, расчеты орудий «Прощай, Родина». Смертники.
- Второе орудие погибло! - крикнул заряжающий.
Посмотрев влево, сержант увидел задранный ствол пушки.
«Доживи до заката». А сейчас только полдень. И танков было много, слишком много для одной несчастной батареи.
- Бронебойным!
- Ориентир пятый!
- … наводить вниз.
- Упреждение полфигуры…
- Огонь!
Казалось, что в ответ на каждый выстрел огромный великан раздраженно бьет ладонью по земле, стараясь прихлопнуть орудийные расчеты. И промахивается. Вот, сейчас…
- Навались!
Хлоп! Взрыв! Раздавил!
Но через минуту звучит левее:
- Огонь!
- Навались!
- Развести станины!
Великан ревел от ярости, швыряя тысячи смертоносных осколков, и бешено хлопая по земле.
- Третье орудие погибло!
- Бронебойным!
- Огонь!
- Навались!
«Доживи до заката». Когда он наступит? Кто знает? Разве что этот безумный великан, который, радостно потирая руки, вскочил и изо всех сил ударил ногой. Попались!
- Огонь!
….
- Огонь!
…
- Огонь!
В конце концов, измотанное чудовище нехотя сдалось, рыкнув на прощание моторами уцелевших танков и пообещав вернуться.
- Всё?
Бойцы переглянулись, не веря в случившееся.
- Всё, - улыбнулся Николай, - дожили до заката.
Как по команде, бойцы подняли головы: обессиленное солнце, замотавшись в красную мантию, торопилось спрятаться за горизонтом, чтобы не видеть изуродованную землю, разорванные в клочья пушки и неподвижные холмики вокруг них.
- Дожили до заката, - повторил сержант.
- Нет! – великан обернулся и, глядя на счастливых истребителей, яростно ударил ногой по пятящемуся танку, который тут же огрызнулся в ответ неприцельным выстрелом.
- Вот теперь все, - чудовище довольно рыкнуло и скрылось вдали.
А вокруг искореженной пушки неподвижно лежал самый везучий орудийный расчет.
***
«С неба звездочка упала, ты желанье загадала, ты у неба попросила, чтоб живым вернулся милый».
Где-то бегали санитары, раздавались команды, натужно гудели полуторки и грохотали танки. Где-то кипела жизнь.
Николай этого уже не видел, перед его глазами сияло красное солнце, два солнца, три, четыре. Затем их скрыла белая мгла, и боль отступила. На душе стало легко и свободно, хотелось петь, кричать, а потом взлететь высоко - высоко, чтобы…
***
- Ты куда собрался?
Чьи-то руки легли на погоны и мягко, но сильно, удержали сержанта.
- Летавица, - улыбнулся Николай.
- Пришла, как и обещала, – девушка рассмеялась, - вижу, успела. Что ж ты, женишок, сбегаешь. Замуж позвал, а сам?
- Так судьба распорядилась, - сержант пробовал освободиться, но тонкие руки держали крепко, - не я решал, а…
- Я, - перебила девушка, - решу. Не забывай меня, Коленька, прощай.
Николай хотел что-то ответить, но Летавица неожиданно сильно толкнула сержанта вниз. Перед тем, как рухнуть на землю, он увидел мелькнувшие перед глазами ярко-красные сапоги.
***
- Вот они, - женщина открыла коробку и бережно достала обувь, - когда мне исполнилось четыре, папа подарил на день рождения. Он хотел, чтобы у меня были красные сапожки.
- Удивительная история, - журналист отложил ручку, с удовлетворением посмотрев на исписанные страницы, а затем взял в руки фото, - это он?
- Да. После госпиталя вернулся домой, женился. Мама рассказывала, он безумно мечтал о дочери.
- Значит, вы были любимицей, - журналист аккуратно положил фотографию, - и, как часто случается, отец называл вас как-то особенно, я прав?
Женщина улыбнулась:
- Для папы я всегда была Летавицей.
© Copyright: Андрей Авдей, 2017
Группа автора: Букет первой учительнице
Свежие комментарии