Лорд

Ну, не мог этот пёс учуять меня. Не мог! Потому, что не было меня в нише между пилястрой и парадным крыльцом. Не было. Нет, я стоял там конечно, но не в физическом смысле, а фантомно, бестелесно. Или, как говорят, я был в астральном теле. А, ни фантомы, ни астралы ничем не пахнут.

Только вот пёс об этом видимо не знает. Стоит под мелким дождём, склонив голову на бок, и внимательно меня рассматривает. И, чувствуется, я ему чем-то не нравлюсь, так как пёс нет-нет да скалит зубы, подёргивая брылями. Его раскатисто-утробное: «Р-р-р…» - настроение мне не поднимает.
Говорят, человек – высшее существо. Ага, как же! Вон их, сотни мимо меня прошли и ничего, а первый же облезлый пёс учуял, и скалится на меня, словно я дичь загнанная.

«Пшёл отсюда!».
Пёс для приличия отступил на шаг назад, словно сделал мне снисхождение – ой, боюсь, боюсь! – и продолжил неприязненно меня осматривать.
Нет, ну, это вообще ни в какие ворота! Столько лет я мечтал хоть на час, хоть на миг вернуться в этот немыслимо уже далёкий год, зацепить, ухватить, вдохнуть в себя хоть каплю ощущений из моей юности, бесшабашной молодости, и на тебе! – псина дворовая, псина, по временной шкале и нет уже которой – весь праздник мне ломает!

«Слышь, ты, Джульбарс облезлый, вали отсюда! Не вкусный я. А, для тебя сейчас и вообще меня нет. Понял? Нет меня. И ты меня не видишь и не слышишь».
«А если я тебя не слышу, что ты мне тут команды отдаёшь?».
«Что-о-о?!» - если сказать, что я был удивлён – это не сказать ничего. Я был раздавлен.
Это облезлый монстр ещё и говорит…

«Ты кто, чудо мокрое?! Хотя мне начхать, кто ты есть – у меня мало времени, а успеть я должен много. Так, что, давай – вали отсюда по своим собачьим делам, а я пойду по своим. Лады?».
Пёс обнажил клыки: «Р-р-р…».

«Что ты всё «р-р-р», да «р-р-р»?! Ты же всё равно не можешь меня укусить – не за что, тела ведь нет у меня. Нет, оно есть, конечно – но оно сейчас не здесь, а чего нет – укусить нельзя. Да и напугать, то чего нет - тоже проблематично. Так что – свали, куда там тебе надо, к подруге твоей Жучке, что ли - не порти мне праздник».

«К Матильде».
«Что к Матильде?».
«Подругу мою Матильдой зовут».
«Ну, вот и славненько – вали к своей Матильде. Заждалась, небось?».
«Не, только пять минут, как расстались. Да и надоела она мне. Корчит из себя чёрте кого. Фифа стриженная».
«Нет, ну, ты наглец! Я-то тебе зачем?! Ну, не к Жучке-Матильде, к другу Шарику сходи, за жизнь там с ним полайте, на луну повойте… Короче, не привлекай ко мне внимание. Я здесь инкогнито. Тайно. Ненадолго».
«А как можно к пустому месту внимание привлечь? Тебя же нету?».
«Тузик, или как там тебя! Есть я, нет меня – не твоё собачье дело! Иди, куда шёл! И иронию свою – при себе оставь, а то будет тебе «пустое место». Умник!».

«Ругайся, я не злопамятный. А где твоё тело, если мне приспичит его покусать, я знаю. Вон, в той общаге, через дорогу. Это ты где-то там, я даже не знаю где – большой и вальяжный, а здесь ты худой, костлявый и голодный больше, чем я. И пахнешь ты, как и все студенты – дешёвой столовкой, сигаретами «Прима» и красным креплёным вином. Короче – тошнилово. Так, что фантом ты, астрал ты – сейчас, в этом времени и месте, ты пахнешь именно этим временем, и не учуять это не возможно. Ты же говоришь, что в юность хотел попасть, ну, вот ты в неё и попал. Так, что не удивляйся, если тебя будут облаивать все пробегающие мимо собаки».

«Ты, что, Лема или Бредбери начитался?! Какие запахи, от того чего нет?!».
«От тебя, тело которого там, в том другом времени – запаха нет. От тебя, в этом времени, даже если тело просто фантом – есть».
«Слышь, псина, ну что я тебе сделал? – шёл бы ты…».
«А вот этого не нужно. Мы же интеллигентные создания, зачем нам лаяться? Я ведь и помочь тебе могу. Ну, типа гидом быть в твоей молодости, вроде как по местам боевой славы. Я же тебя и друзей твоих из этой общаги – всех знаю. Хочешь, проверим?».
«Ну».

«Видишь, парень из общаги вышел, во-о-н тот, что в арку пошёл? Видишь?».
«Вижу. Хочешь сказать, что я с ним учился? Так я тебе точно скажу - не учился. И знать его не знаю».
«Что учился ты с ним – я и не говорил. А вот, что ты его не знаешь, я бы поспорил. Да, что с тобой спорить – тебя же нет. Короче. Это Коля Лаптев. Он в соседней комнате жил».

«Коля?! Точно?! Я же Колю хорошо знаю. В смысле знал. Как-то он нас, нашу комнату, медвежатиной угощал. Он откуда-то из лесов дремучих. Хороший парень был. А мы ему соль в чайник как-то по ошибке засыпали. А это точно, Коля?».
«Точно. Можешь не сомневаться. Те медвежьи кости я за вами догрызал. Мои-то зубы крепче ваших будут. Где там Коля в вашем времени, я так понимаю, не знаешь?».
«Нет. Не знаю. Да я о многих ничего не знаю…».

«А вон, видишь, две девчонки у старого тополя стоят? Ту, что справа, помнишь?».
«Мог бы и не спрашивать – помню. Сколько живу, сколько жить буду – помню и буду помнить. Красивая, да?».
«Ну, на мой вкус…» - пёс закатил куда-то к небу глаза.
«Не наглей, псина! На мой вкус, на мой вкус! Я тебя о твоих вкусах не спрашиваю. Эта девочка самый светлый человечек, из тех, кто на моём пути встречались. Может, я и пришёл сюда, чтобы её увидеть…».

«Сложилось у вас?».
«Нет».
«Что так?».
«Да чёрт его знает. Стыдно было мне перед ней нищим быть. Ни в театр, ни в ресторан…».
« А она что же – всё это требовала?».
«Да нет… Она меня и нищим любила. Только я так не мог. А просвета выбраться из нищеты тогда ещё не было видно. Хотя, может, мы просто рано встретились…».
«Ну и дурак».
«Я и не спорю. А ты, знаешь, псина, как раз о её судьбе-то я наслышан. Жизнь её хорошо сложилась: муж, красивые дети, живёт за рубежом, друзья, работа. А связалась бы со мной? Смог бы я дать ей то, что она сейчас имеет…?».

Я замолчал. Пёс тоже не тявкал.
Из дверей общежития вышли трое парней. Высокие. Плотно сложённые. Чувствующие свою силу, оттого нагловато-развязные.
«Этих троих тоже помню. На третьем этаже жили. Имена забыл. А клички помню».
«Я тоже их клички знаю. Они в моей башке навсегда. Гнилые парни. Насквозь. Доставалось мне от них не раз. И не только мне – пара моих друзей дворняг жизни по их вине лишились».

«Рад, что хоть где-то наши мнения совпадают. Кстати, о кличках – как зовут-то тебя?».
«Первый хозяин Лордом звал».
«Из благородных, что ли?».
«Хозяин?».
«Причём тут хозяин? – ты из благородных?».
Пёс недоумённо посмотрел на меня: «Мы ж не в семнадцатом году, чтобы благородия вспоминать. О собаках говорят – породистый. Так вот я в двенадцатом колене породистый. Не видно, что ли?».
«Видно, видно. Что сразу в бочку лезешь? Просто я под дождём не сразу твою породистость разглядел. А почему первый хозяин? – что, ещё были?».

Пёс вздохнул: «Были».
«Ну, а те как звали?».
«Да кто как мог, так и изгалялся. Из самого приличного – Тузик».
«Нет, ну, какой ты на фиг Тузик? Я тебя буду Лордом звать, как и твой первый хозяин. Можно?».
«А, да зови, как хочешь. Мне без разницы».

«Ты это, Лорд, не обижайся на меня. Я здесь тридцать пять лет не был. Хотел на давних друзей посмотреть, по местам, когда-то любимым, пройтись, воздухом юности подышать – а тут ты. Короче, прости, что грубил».
Пару минут пёс, словно размышляя, молча смотрел в сторону ниши. Я, кожей, которой здесь не было и быть не могло, ощущал, что смотрит он на меня.
Затем пёс опустил голову, отряхнулся всем телом от дождя, подошёл и сел у моих ног…

PS. Лорда я похоронил вчера. После нашей, не совсем обычной, встречи прожил он у меня шесть лет. Конечно, все эти годы Лорд не говорил. Собаки не говорят. Был он обычным псом и жил своей обычной собачьей жизнью. Но как он умел слушать…


© Copyright: Андрей Растворцев