С подполковником в отставке Олегом Эдуардовичем Г. я случайно познакомился в одном из подмосковных храмов. Он подолгу задерживался у иконы святого великомученика Георгия Победоносца, тихо молился. Как-то Олег Эдуардович обратился ко мне с каким-то вопросом. Это и стало поводом к знакомству. Двум офицерам, отдавшим армии по 27 с половиной лет, было о чём поговорить. Жил подполковник бобылём, чувствовалась в нём некая надломленность, будто терзала его незаживающая рана.
Однажды после Пасхальной службы мы вместе добирались ночью до дома и Олег пригласил меня зайти в гости отметить Великий и Светлый праздник воскресения Христова. Приговорив бутылку кагора, изрядно разговевшись, мы пили крепкий чай и вели долгую беседу. Я, размягчённый кагором, довольно бестактно задал Олегу давно вертевшийся на языке вопрос, как так вышло, что он живёт один. Тот молча встал и принёс из комнаты две фотографии в рамочках. На одной заразительно смеялась рыжеволосая полненькая женщина, а с другой на меня смотрел худощавый, обритый наголо парень в пятнистой форме рядового.
- Жена. Сгорела от скоротечного рака. А это Жорка, сын. Его убили.
От неожиданности я надолго замолк в растерянности, не зная, что и сказать. Олег достал бутылку коньяка, разлил по стаканам.
- Давай, помянем Марину и твоего тёзку.
Мы молча выпили и Олег начал неторопливый рассказ.
Призвали Жорку, аккурат, за полгода до второй чеченской. Служить или не служить вопроса не было, так воспитан был. Худой, да жилистый, выносливый, стрелять умел хорошо. Я сам учил. Наш род уже два века матушке Руси служит… то есть служил… Что такое честь, Георгий знал хорошо. Попал в учебку, а там… там попал в жернова. Ротный – зверь. Огромный бычара, капитан. У него папа большой начальник, потому, наверное, все художества капитану с рук и сходили. По-русски говорить с подчинёнными, неважно с рядовыми или офицерами, вообще не умел, изъяснялся только матюками и их производными разного порядка. То есть там из русских слов только предлоги и союзы были, так вот. Жорка вообще никогда гнилых слов не произносил, да и в их школьной компании никто из друзей тоже этим не баловался.
Стоял сын в наряде, на отбой пришёл ротный, да под парами. На Жорку чего-то орать стал, как обычно сыпал самыми грязными оскорблениями. Я ж говорил, слово Честь Георгий хорошо понимал, потому, наверное, и сказал пьяному ротному: «Товарищ капитан, говорите, пожалуйста, по-русски, а то я Вас не понимаю». Ну, тот совсем взбеленился, пообещал, что мой-то Георгий будет языком сортир вылизывать. Жорка отрезал, что в армию пришёл Родине служить, а не сортиры вылизывать. Капитан тут же снял его с наряда и, не стесняясь в выражениях, приказал дежурному по роте, младшему сержанту, объяснить этому «духу» кто в роте хозяин. Той ночью Жорку избили, весь в синяках был. По лицу не били, чтобы следов видно не было.
Наутро ротный вызвал сына в канцелярию, там ещё юный лейтенант, командир учебного взвода был, спросил восьмиэтажными выражениями, понял ли рядовой Г., кто в роте царь и бог. Мой сын твёрдый оказался, ответил, как кувалдой в лоб: «Я понял, товарищ капитан, что никакой Вы не царь и не бог. Вы недостойны носить погоны русского офицера» - и из канцелярии вышел.
После отбоя сына в каптёрку позвали. Там были опять выпивший ротный, молодой лейтенант, командир Жоркиного взвода и три сержанта, что накануне Жорку избили.
- Смотри, лейтенант, как упрямое быдло уму учат, - произнёс ротный и ударил сына по голове. Я говорю, бык был накачанный, Жорка сразу упал. Они на него вчетвером набросились, били кулаками, ногами. Ротный периодически хватал Жорку за горло, душил и спрашивал: «Будешь, дух, сортир лизать»? Тот только сипел: «Нет»!!
…Олег замолчал, сосредоточенно поглядел куда-то вперед.
- Давай ещё по одной.
Мы выпили по сотке, но хмель нас не брал.
…Они его били, пока сын сознание не потерял. Под конец ротный прыгнул ему на голову обеими ногами, череп треснул. Только тогда эти убийцы очухались, начали следы заметать. Завернули сына в одеяло, через окно выбросили, потом в багажнике машины ротного вывезли в посёлок, куда бойцы иногда в «самоход» бегали. Там и оставили, чтобы все решили, будто Жорка в самоволку пошёл, а в посёлке подрался с кем-то. Лейтенант тот совсем перепугался, хотя сына и пальцем не тронул, струсил он, молодой, а мог бы пацана спасти. А эти звери кровью повязаны, молчали.
Следствие долго тянулось, а толку? Все молчат или твердят: «Не знаю, не видел, не слышал». Короче, всё так и заглохло. Марина от горя чуть умом не тронулась, а потом у неё рак приключился, сгорела, как свеча. Я нутром чуял, что дело нечисто, а доказать ничего не мог. Впереди, как стена бетонная, лбом не пробьёшь. Злоба, ненависть меня переполняли. Друг у меня был, теперь уж помер, всё советовал в храм к батюшке сходить. Да куда мне идти? Я в церковь никогда не заходил, да и о Боге не вспоминал, только анекдоты про попов травил иногда. К священнику не пошёл, встал перед иконой Христа, весь день просил только одного – справедливости. Знаешь, а Он так смотрел на меня, что я точно знал: меня слышат. Вот после того меня и отпустило, умиротворение на какое-то время пришло.
- Олег, а откуда же ты все подробности знаешь? – Спросил я.
…Вскоре после начала второй чеченской ко мне тот командир взвода приехал, благо недалеко от учебки, всего 150 километров. Я тогда только Марину похоронил, боль внутри страшная, пустота, никакая водка не помогала. Взводный с порога на колени бухнулся, простить просил. Я даже не понял сначала, о чём он. Потом схватил, едва насмерть не задушил. Опомнился вовремя. История-то продолжение имела, да ещё какое. Через три месяца, как Жорку убили, в местном кабаке ротный по пьянке выделываться начал, каких-то кавказцев зацепил, то ли чеченов, то ли ингушей. Те дождались его на улице, стукнули чем-то по голове и увезли на окраину, где забили насмерть. Сержанты, что с ротным сына убивали, тоже сгинули. Одного снайпер свалил, другого свои за что-то втихаря застрелили, а третий, что больше всех зверствовал, в плен попал, ну а ты сам знаешь, что они с пленными делали.
Но самое главное в том, что ротного кавказцы отоварили на следующий день, как я в храм ходил, Бога о справедливости просил. Тут и война, сержантов, как уже обученных, в бой кинули.
- А лейтенант?
А с летёхой отдельный случай. Он тогда от страха чуть не обделался. Ему ротный пригрозил, что и его прибьёт, если тот слово лишнее скажет. Ротного хоронить на родину отправили, а поминки в части организовали. Лейтенант после поминок куда-то в город пошёл, на местную шпану нарвался, они и начали его мутузить. Прохожие смотрят, как офицера бьют, а вмешаться боятся. Его бьют, а у него в мозгах вдруг мысль выскочила: «Это расплата за то, что я за рядового Г. не заступился, мол, поделом мне». Убили бы, да тут мимо маршрутка проезжала, водила татарин с монтировкой выскочил, он в Афгане в спецназе год провоевал, выручил летёху. Лейтенант, когда оклемался, задумался, совесть проснулась. Ходил, мучился. Рассказал мне, проснулся как-то ночью, а в углу мой Жорка стоит и на своего командира взвода с такой жалостью смотрит. После того лейтенант в храм побежал к батюшке. Тот с ним долго беседовал. Строго сказал, чтобы лейтенант ко мне приехал прощения просить, а то Бог самого не простит.
Да. Рассказал он мне всё, как на духу. Слёзы текут, ему стыдно, аж колотит парня. Знаешь, жалость во мне проснулась, весь гнев улетел. Сказал ему, чтоб молчал. Сына и жену не вернуть, убийцы перед Божиим Судом предстоят. Ничего уже не изменишь. Так чего парню жизнь портить, тем более раскаялся, дальше некуда? Махнул рукой, проводил его и всё. У самого кошки на душе скребут, вроде как просил Бога справедливо всё решить, и тех убивцев вдруг жалко стало. Пошёл весь в сомнениях к батюшке, тот меня часа два исповедовал, всего наизнанку вывернул. Так я к Богу дорожку и нашёл.
Потом в Подмосковье в квартиру родителей перебрался. Как-то под вечер в дверь стук. Стоит передо мной этакий крепыш, капитан, при полном при параде, с ноги на ногу переминается. На кителе орден Мужества и медаль, нашивки за ранения.
- Здравствуйте, Олег Эдуардович, еле Вас нашёл, Вы меня не помните?
Во, думаю, дела. Сердце аж зашлось. Жоркин бывший взводный… Ситуация…
Потом мы пили с капитаном самогон на травах. До утра говорили о разном. Когда прощались, Андрей, засмущавшись, сказал: «Дядя Олег, если помощь какая нужна…». Теперь каждый год приезжает. Вот ты скажи, думал ли я, что так получится? Молюсь, вот, за троих, за упокой Марины и Георгия, за здравие Андрея.
…Потом Олег показывал мне старинные фотографии своих, стяжавших воинскую славу предков, саблю прапрадеда, родословную, эполеты прадеда, трубку и погоны отца.
Засиделись мы с Олегом до вечера. По дороге домой я размышлял о неисповедимых путях Божиих, о Его гневе, справедливости и неизреченной милости. О людях, прошедших тяжёлый путь и поднявшихся из глубин человеческой мерзости к вершинам Духа. Слава Богу за всё.
источник http://www.dd.fonddaridobro.ru/index.php/glavnaya/rasskazy/i...
Свежие комментарии