На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Свежие комментарии

  • Александр Лагуткин
    Ну, с нетерпением ждем, когда какие-нибудь "хуситы" на "польской яхте"  взорвут основные трансатлантические кабели св...Ответ за "Северны...
  • владимир Сырников
    Вся эта стрельба вокруг да около, наводит на мысль, что в нашей армии есть руководящие работники работающие на ВСУ, к..."Это вам за Москв...
  • Евгений Кузнецов
    Самый верный способ выжить для них это быстро сдаться в плен.«Пал смертью храб...

Колыбельная

I

– Аю-аю-аюшки, купим сыну варежки, будет наш сынок ходить, будет варежки носить… аю-аю-аюшки…

Тускло светит огонек в плошке с маслом, сыночек давно уснул, пора и ей. Встала, высокая, слегка сутулая, скинула платок с головы. Проверила, хорошо ли прогорели угли в печи, задвинула заслонку. Легла, укрылась одеялом. Оно хоть и лоскутное, а шито с выдумкой и любовью, еще бабкино, теплое. И люлька колышется тихонько. Спи, сынок.

Аю-аю-аюшки…

II

Старик за стеной вздохнул, заворочался. И за что такая судьба ей страшная, ведь первой красавицей была дочка, а потом верной женой Петру. Нет, неладно что-то в этом мире с грехами да наказаньями. Не тех караешь, господи, не тех. Третий год колыбель качает…

Аю-аю-аюшки…

На глаза наполз туман – то ли слезы, то ли сон. Опять чудится весеннее утро. Анна в доме была, сыночка укладывала. Не в этом доме, а в мужнином, откуда Петра на фронт проводила. Ваняшка родился через месяц после проводов, вот и нянчила. Как зашумело, вначале думали – гроза идет, потом разобрали – моторы. Кто в огородах был, к домам кинулись, кто в домах – наружу, посмотреть.

Вот и Анна выскочила, только до колодца добежала, а танки эти проклятые сзади, с тракта обошли. И стрельнули только один раз, для острастки. Прямо по ее дому. Не успела вернуться, горячей волной швырнуло в смородину, видать, тогда головой и ушиблась.

Все три дня, пока немчура в селе порядки свои устанавливала, девок, парней да молодух угоняла, лежала без памяти в горячке.

Старик зажмурился, перевернулся на бок, стараясь не потревожить спящую рядом жену. Вот и сам себя в мыслях стариком стал называть. С того момента, как снес на погост обгорелый брус с железным крюком – все, что смог на пепелище от внучка найти. На крюке тогда колыбелька висела, качалась. Это уж он потом новую выстругал. Уж больно Анна просила – дескать, некуда ребеночка положить, как же он? Не заглядывает старик в ту колыбельку, один раз глянул – хватило. Лежало там полешко березовое, в тряпицы запеленутое. Да так ладно запеленутое, словно и вправду ребеночек, внучек…

Аю-аю-аюшки…

III

Утром, не успели встать, Анна радостная из дома убежала. Сказала – по ягоды, земляника поспела. Взяла корзину, сверток из колыбели к груди прижала и унеслась. Ну и то ладно, хоть не будет взаперти сидеть, лето-то вон какое теплое да солнечное. А что под утро громыхало, так это гроза за лесом, а не фронт, фронт от них теперь далеко ушел.

Старик похромал к сараю, выдернул из колоды топор. Эх, нет теперь той мужицкой радости от колки дров, что была раньше, не нравится ему теперь березовые чурки рубить. Словно по живому бьет. Совсем извелся с дочкиной маетой. Хотя ей-то не маета, вон даже веселая, улыбается. От Петра треугольник пришел, написал, что уже на границе бьются и рука раненая совсем зажила. А в конце приписка: «Ваньку береги». Ой, что будет, когда вернется…

IV

Под вечер, похлебав щей и подремав в тени, старик вышел в огород. Ждал, когда появится со стороны леса дочь, выдергивал из рядков картошки сорняки. Дождался. Она шла, непривычно наклонившись на сторону, словно вела кого-то за руку. А ведь и правда – вела. Мальчишечку, годков трех, закутанного в серую кофту, которую сама Анна себе и связала. Да что же это такое, Господи?!

Осел старик между кустов обильно цветущей картошки, пучок осота выпал из разжавшихся пальцев.

– А вот и мы с Ваняшкой. Пошел, наконец, сыночек! – Анна счастливо засмеялась, подхватила на руки ребенка, поцеловала. – Сам пошел, ножками!

От дома, уронив с головы платок, бежала жена старика, Евдокия. Охнула, рукой зажала рот, перекрестилась. Мальчик настороженно смотрел на нее зелеными, цвета болотной воды глазами.

Старик с трудом поднялся, шагнул к дочери, всматриваясь в худенькое бледное лицо ребенка. Редкие светлые волосики шевелил ветер, ушки и носик аккуратные, а рот крупноватый, с приподнятыми уголками, улыбчивый. Вместо рубашки – пеленка с дыркой для головы, из-под материной кофты свешиваются босые замурзанные ножки. Да кто же ты?!

– Поесть-то нам дадите? – засмеялась Анна, ткнулась носом в детскую макушку. – А то мы весь день на одной краюхе хлебной да на ягоде. Голодные мы.

– А корзина-то где? – только и выдохнула Евдокия.

– Потерялась где-то, не до нее было, – беспечно ответила дочь, проходя мимо матери к дому. Старики переглянулись, понимая горестный страх друг друга.

V

После ужина Анна купала сына в бадейке, а старики все оглядывали ребятенка, словно искали изъяны в нежном детском тельце. Изъянов не было, но и маленького, с ноготь, родимого пятнышка под правой лопаткой – тоже… Анна же, словно позабыв об этой отметинке, лила из ладоней теплую воду на детские плечи и смешно втягивающийся от этого животик, что-то ласково бормотала мальчику. И когда завернула его в мягкую холстину, он заулыбался, приник к ней, украдкой посматривая на притихших и потерянных стариков.

«А может, обычный найденыш?» – только и смогла пробормотать старуха, со стоном укладываясь спать. «Дай-то бог…» – пробурчал старик, пытаясь уговорить самого себя, что приблудилось к Анне чье-то покинутое дитя.

Но на следующий день, когда дочь стала примерять на мальчика скроенную и сметанную из старой бабкиной юбки рубашонку, увидел старик на покрытой легким младенческим пухом спинке пятнышко. То самое, похожее на раздавленную смородинку.

Непривычно зашлось сердце, а ведь раньше никогда… Старуха ничего не видела, но ведь увидит. Как жить-то дальше? Как жить?..

VI

Анна, словно не замечала, как сторонятся мать с отцом ее Ванечки, не просила помощи, сама с ним тетешкалась. Голоса они его почти не слышали, только иногда он что-то тихо шептал Анне на ухо, а она смеялась и целовала его. И во двор почти не выходил, все в доме сидел.

Колыбельку сняли – мальчик в ней не помещался, дочь его с собой укладывала, к стеночке. Но каждый вечер из-за нее доносится:

– Аю-аю-аюшки, купим сыну варежки…

А сердце теперь ныло все чаще, все страшнее было глядеть в сторону ребенка, играющего на полу с деревянными чурбачками. Однажды старик вырезал ножиком ему уточку да лодочку, пустил их в кадушку с водой, позвал Ваняшку. И краем глаза поймал в темной воде отражение – не детского лица. Да и вообще, не лица вроде. Малыш хлопнул ладошками по воде, разбил отражение, морок исчез, но не забылся.

Решился старик только на следующую весну, когда подрос Ваняшка, стал смелее, по двору до самой огорожи бегать. Бабы у колодца шушукались, нехорошее болтали. Дескать, войне скоро конец, воротится Петр, так ему про пожар все обскажут, да про то, что нечисто в доме у тещи с тестем. Кто-то видел птицу сизую, что на их крыше человеческим голосом плакала, кто-то жалился, что все гусята передохли после того, как мальчишка ихний на них глянул. Евдокия совсем с лица спала, ссутулилась, испереживалась. И дальше мука будет только прибывать, потому что вот она мука – за огуречной грядкой кузнечиков ловит.

Вот и надумал – в лес, чтобы никто не видел. А там уж как получится. Поубивается дочь да смирится. Хотя в первый-то раз не смирилась. Но пусть уж лучше чурочка в колыбели, чем этот ласковый взгляд зеленых глаз. Сроду в их семье такой зелени не было, да и у Петра тоже. Старик помнил родителей зятя, хотя те померли молодыми. Петька рос сиротой, но справлялся по двору сам, а после в колхоз пошел, на тракториста выучился. Черноглазые там все были, черноглазые да черноволосые.

VII

Дочь Ваняшку отпустила радостно – пусть с дедом побегает, на цветы лесные да на бабочек посмотрит. А она пока белье отобьет. Поцеловала на дорожку и пошла к реке.

Ручонка у мальчика нежная да теплая, пальчики робко в стариковой ладони шевелятся. Да только морок это все, не внуковы это пальчики, внука его снарядом разметало, огнем сожгло. Кто ты, наваждение лесное да болотное?..

Пошли к Савеловскому болоту, к топи. Там и коровы, и мужики взрослые порой тонули, не то что малец крошечный – затянет, никто и не найдет. Как пришел в их дом гостем непрошеным, так пускай и уходит. Кто им его дал, тот пусть и забирает.

За ивняком колыхалась осока, прошлогодние камышовые стрелки торчали из новой поросли. Ваняшка вскочил на кочку, запрыгал, засмеялся – кочка-то мягкая, оседает под ним, весело. А смех – колокольчиком, тает, теряется среди глухих болотных топей. Тут эха нет, все зыбкое, туманное. Только из камышей в ответ шуршит:

– Аю-аю-аюшшшки…

Замерло сердце, захолонуло, когда Ваняшка к самой трясине подбежал. По краю – травка зеленая, нежная, а дальше темная вода вся ряской затянута, только в середине просвет. Заклубился над водой туман, скрыл мальчика, даже рубашечка синяя уже не видна. Вот и ладно, вот и врать не придется, сам убежал, и не стало. Старик глаза закрыл, отвернуться хотел, но не смог.

– Аюшшшки… – сказал камыш, нежно зашелестели зеленые пальцы, приняли ребенка, погладили. Тает смех, тает, но не смолкает. От болотного запаха голова кружится, кочка за кочкой под ногами пружинит.

– Стой, Ваняшка! Не ходи дальше!

А в ответ – только смех из нависшего над болотом тумана. И где-то рядом почудились две фигуры – побольше и маленькая. Внучек?

– Отпусти его, не тронь!

Разделились, распались. Та, что крошечная, навстречу метнулась, к коленям прижалась. Старик наклонился к растрепанной головенке, и быстрым теплым шепотом навстречу:

– Деда…

И отголоском, которого быть не должно:

– Иди, Ваняшка, иди…

Легкий взмах то ли рук, то ли крыльев осторожной птицы, и стихло.

VIII

Как вышли на твердую землю, старик не помнил. Внучек ли вел, сам ли он в белом мареве дорогу находил, каким-то чутьем минуя обманные места, да только выбрались. Долго сидели на колкой хвое под обгорелой наполовину сосной, лес слушали. И уже не думалось, откуда мальчик. Как всякое дитя – послан им кем-то. А он, дурень старый, мог не уберечь, мог отдать! И как бы они без Ваняшки?

Вот сейчас отдохнут и пойдут потихоньку домой. Пора, заждались их там. И неправду бабы про гусят говорили, небось, наелись гнилой ботвы, вот и подохли. А птица сизая, так это, знамо, та самая птица, крылья-туман. По Ваняшке скучает.

Ох, внучек, непросто все в жизни. Не знаешь, когда отнимет, когда подарит. Только ты пока маленький, не поймешь.



(с)Дарья БУЛАТНИКОВА

Картина дня

наверх