Глядя на страсти вокруг новой экранизации “Красавицы и Чудовища”, наш Опытный Зритель очень серьёзно раздумывал, а не усыпить ли ему перед походом в кино Внутреннего Ребёнка стаканом тёплого молока или там баночкой пива. Но вспомнил, как сам вырос на концертах “Тату” и Моисеева и ничо, и передумал.

Фильм начался с мужского мейкапа. Какой-то чувак вдумчиво прорисовывал себе стрелки на глазах.

– Ага, началось, – подумал Опытный Зритель и ошибся. Чувак надел напудренный парик и превратился в обыкновенного любителя тусовки восемнадцатого века. После чего пошёл смотреть, как девки пляшут. Девки были местами чернокожие.

– Это политкорректность, – уверенно опознал Внутренний Ребёнок.

– Это Франция, осьмнадцатое столетие, мода на эфиопок и арапчат! – отрезал Опытный Зритель, краем уха вслушиваясь в историю бессердечности чувака в макияже. – Про писателя-мулата Дюма слышал, например? А волшебница, по ходу, вообще на самом деле богиня Венера.

– А проклятье на нём тогда венерическое, – блеснул Внутренний Ребёнок логикой. Тут Зритель, конечно, стал догадываться, что портить ребёнка поздно, и немного подрасслабился. А на экране тем временем из очень старинного очень французского домика вышла Гермиона в подоткнутой юбочке и стала шататься по городу и петь. Все вокруг тоже стали петь, что она странная.

– Где-то я уже такое видел, – понял Опытный Зритель. – Ассоль, ты ли это?

Гермиона-Ассоль шла в библиотеку книжку обменять. В библиотеке их выдавал один из выросших арапчат.

Пока героиня выбирала книги, нам показали будущего главного злодея и его миленького толстого дружка, в человеческом смысле слова “дружок”. Опытный Зритель чуть мысленно не дал на месте обоим, выдав в себе зрительницу, но вспомнил о Внутреннем Ребёнке и сдержался.

Навстречу плохому Гастону выбежали петь девушки в одинаковом.

– А что, униформу уже придумали? – спросил Ребёнок внутри.

– Женщины её носили только в борделях, – отрезал Зритель.

– А в домах мод?!

– В борделях!!!

– Капец, – наконец, заценил Ребёнок густой макияж дев среди бела дня. – И это – детское кино. И об этом Милонов и не подумал предупредить. Моя психика сломана.

– Делай вид, что ничего не понял, – посоветовал Зритель. – Я всегда так делал, когда подсматривал, что за киношки взрослые ночью смотрят, и меня застукивали.

После библиотеки Гермиона, она же Ассоль, она же Белль бесхитростно вернулась домой к ещё одному очень знакомому на вид персонажу.

– Гаспар Арнери! – дуэтом определили Зритель и его Ребёнок внутри. Но Белль назвала его папой и немного поговорила с ним, чтобы мы узнали, что мамы у неё нет.

– Почему в диснеевских фильмах мама всегда мертва?! – спросил в воздух Ребёнок и расстроился.

Белль тем временем отправила папу на ярманку и попросила привезти ей цветочек аленький. Или беленький. Или какой угодно, лишь бы венерической породы роза. Не просить же себе сразу плотских утех привезти, приходится прибегать к языку цветов.

Но папа модными символами не увлекался и с серьезными щами недоумевал – что ты, дочка, все о розах да о розах. И уехал, а доча пошла стирать и книжку читать, потому что изобрела стиральную машинку на ослином двигателе, за что ее очень не полюбили другие жительницы, которым приходилось стирать руками. А тут ещё Белль учит на их глазах живую девочку читать. В общем, общественность возмутилась и наехала, так что толстячку Лефу пришлось звать Гастона помочь начитанной красавице.

Красавица, конечно, выпуталась сама, но Гастон не растерялся и пригласил её замуж. А чтоб не сильно сомневалась, рассказал, как кончают старые девы в восемнадцатом веке: просят милостыню. Белль разозлилась, хотя так-то он вообще правду сказал про восемнадцатый век. Но правду слушать не всегда приятно, так что Белль принялась петь и, не прерывая песни, километра на три выбежала за город под одинокое деревце на холме. Хорошее, в общем, у девушки дыхание.

Тем временем французский Гаспар Арнери заблудился в лесу, и стало ясно, что он реально не от мира сего – в его возок была впряжена нормальная такая арабская кобылка. Верховая. Когда посреди июньского вечера пошёл снег, Арнери понял, что что-то пошло не так, и тут кругом завыли волки, и кино про Ассоль плавно сменило жанр в сторону Джека Лондона. Лошади удалось выбраться из повозки, забрать придурковатого хозяина и доскакать до ближайшего человеческого жилья.

Ну, конечно же, это был заколдованный замок, в котором жило Чудовище с челядью и венерическим проклятьем. Арнери встретил там тёплый, хотя и сильно обезличенный приём и было обрадовался, но тут с ним заговорила чашка, и даже для человека не от мира сего это оказалось немного слишком. Механик бросился в бега, но по пути вспомнил о розе и завернул в хозяйский сад. Даже не проверив, не говорят ли тут и розы тоже, он принялся откручивать один из цветков. За ним, сопя от нетерпения застукать и наказать, следило Чудовище.

– Зря ему бычью голову сделали, он же козёл! – сказал себе Опытный Зритель, снова выдав в себе зрительницу.

Наконец, Арнери удалось справиться с цветочком, Чудовище к нему подскочило и наорало, а арабская кобыла благоразумно дала дёру в сторону дома. Там её встретила Белль и, как завзятая либертинка, никого не позвав на помощь, поскакала к папаше на выручку.

Не отвлекаясь в дороге на волков, которые то опасны, то как-то нет, она ворвалась в заколдованный замок и быстренько нашла отца по туберкулёзному кашлю – хотя по отъезду из дома тот вроде как был здоров. В свою очередь, девушку нашло Чудовище и сообщило, что папаша в вечном заточении за воровство. Поскольку цветы в замке Чудовища неприкосновенны.

– Ах, возьмите меня! – чуть не проговорилась Белль, но вовремя уточнила, – вместо папочки.

Папочка ничего не заметил. Он стал с Белль прощаться навек. Но тут она его вытурила вон из темницы, а сама внутри осталась и дверцу захлопнула. Чудовище утащило папашу, по сюжету вроде на свободу, а по виду – на кухню в качестве будущего жаркого. Белль пытается вспомнить, обещал ли хозяин замка кого-либо отпустить вообще. Но сильно задуматься не успевает, её выпускает из камеры говорящий подсвечник, за что она прихлопнула его табуреткой.

Подсвечник, впрочем, не растерялся и повёл девицу в спальню.

Тем временем Лефу воспевал Гастона в таверне, демонстрируя крайне близкие с ним отношения в виде укуса на животе и в конце концов под напором чувств признавшись, что готов дружка поцеловать. “Немного слишком,” отмечает Гастон.

– Это что, сейчас и был гей-разврат? – разочарованно протянул Ребёнок Внутри.

– Ничего, там дальше больше обещали, так что готовь поп-корн, – ободрил его Опытный Зритель.

В идиллию вокруг Гастона врывается растрёпанный Гаспар Арнери и кричит про Белль и Чудовище. Все решают, что безумноватый механик спятил окончательно, и поднимают его на смех, и только герой Гастон вызывается поехать спасать девицу.

А Чудовище обнаружило, что ужин сервирован на двоих, и забилось в истерике. Челядь в виде заколдованных предметов обихода посоветовала ему выпить узбагоина, пошире улыбнуться и пригласить девушку поужинать, ну, раз она уже всё равно в спальне-то. Чудовище повелось и девушку пригласило, но до неё уже дошло, что не всё то хорошо для сексуальных утех, что тебя в плену держит, и она отказала в категорической форме. Чудовище опять впало в истерику и отменило девице ужин на сегодня вообще. Короче, снова повело себя как козёл.

– Надо было назвать его не Чудовище, а Жывотное, – резюмировал Опытный Зритель.

По счастью, челядь у Жывотного оказалась не такими утырками, а если точнее, питала странные надежды, что его можно полюбить и оно само такое тоже как бы умеет и не только в плотском смысле. Так что Белль попытались накормить ужином, правда, за песнями и плясками забыли, и достался ей только чаёк с десертом. Что, правда, лучше, чем ничего.

Тем временем Гастон завёз Гаспара Арнери в лес, где обнаружилось, что найти дорогу к замку тот не может.

– Ну ты и дебил, – если кратко, сказал Гастон, которого тут же захотелось неприлично зарифмовать, связал несостоявшегося тестя и бросил его на съедение волкам.

– То есть прямщас у Белль выбор между козлом и козлом, – уточнил для ясности Опытный Зритель. – Вот так оно всегда.

– Пусть выбирает козла с замком, – сказал уже испорченный жилищным вопросом Внутренний Ребёнок.

Но козёл с замком опять накричал на Белль, и она вскочила на арабскую кобылку, на которой, по идее, уехал до этого папаша, и галопом направила её в сторону дома. Но тут в лесу снова стали опасными волки и на Белль напали. Конечно же, откуда ни возьмись припрыгало Жывотное и стало волков раскидывать, а дальше повело себя беспроигрышно – взглянуло девушке в глаза и упало в обморок. Как уж тут не повестись, потащила она козла назад в замок и обработала его волосатое тело тем, что заменяло французам восемнадцатого века перекись водорода и зелёнку.

Пока папаша пропадал в лесу, Жывотное определило, где у Белль кнопочка оргазма, и привело её в библиотеку. После этого секс казался уже неизбежным, но оба каким-то образом умудрялись этого не понимать и только гуляли под ручку. Видно, Белль была слишком неопытна и не знала, как секс начинают, а Жывотное сильно стеснялось венерического проклятья. Шаги, впрочем, делало правильные – свозило девушку в Париж. Правда, с помощью волшебной книжки. Так что Париж был ненастоящим, но Белль всё равно понравилось.

– Ах! – сказала она, обнаружив маску чумного доктора в комнате своих родителей и тут же поняв, что случилось.

Случилась, конечно, чума. И ею заболела мама.

По мнению Белль, врач, посмотревший маму, немедленно сказал папе: “Уезжайте из города”. Но Опытного Зрителя не обманешь. Не мог чумной врач сказать такого чуваку из семьи, где появилась чума. Он должен был сбегать за ребятами, которые чумных заколотят, чтоб из дома не выходили и заразу не выносили. Опять же, с чего врачу добровольно в чумном доме защитную маску оставлять? Ох, не зря папаша старается ничего о своём отъезде из Парижа никому не рассказывать. Врача-то он, похоже, кокнул, чтобы вывезти дочурку из зоны эпидемии.

– Он же так всю Францию положить мог! – сообразил Ребёнок.

– Угу, – сказал Опытный Зритель.

– Круто!!!

По счастью, у папаши оказался нереально крепкий иммунитет, так что Францию он так и не положил, предоставив устраивать массовые смерти грядущим революционерам. А Белль выросла в захолустье и полной невинности сознания.

Чтобы набор ухаживания был полным, Жывотное пригласило Белль на балль. То есть на бал. Немного поприжимал её в танце и повёл на балкон. Опытный Зритель понял, что сейчас будут целоваться.

– Ах, я могла бы, – сказала Белль, но феминистично добавила, – если б вы не вели себя, как козёл. Кстати, моего папу обижают.

– Ну вот и валите к папе, – сказало Жывотное и даже проводить не предложило, хотя в лесу, теоретически, волки.

Папа тем временем явился в родной городок и обвинил Гастона в покушении на убийство. Гастон в ответ обвинил папу в том, что он совсем сбрендил, и вызвал карету карательной психиатрии. Но тут ворвалась Белль на белой кобыле и закричала, что папаша не сумасшедший тут, а Чудовище существует, и для верности показала Чудовище в волшебном зеркальце. Гастона это воодушевило ещё больше, и он заодно уж запер в карете карательной психиатрии девицу, вооружил толпу факелами и под бодрую арию с припевом “Убивать!” повёл горожан на замок.

– А они совсем готовы к французской революции, по ходу, – заметил Внутренний Ребёнок и хрустнул поп-корном.

– Минутку, а феодал-то их, собственно, Чудовище, судя по близости замка, – сообразил следом Опытный Зритель и приготовился смотреть, как именно Жывотное отобьёт свой замок.

Но Жывотное впало в запой. Поскольку фильм был вроде как детский, запой не показали, а всё остальное – включая типичную запойно-малахольную позу – да.

– Мы все умрём, – сказало Жывотное на известие о толпе взбунтовавшихся подданных и продолжило сидеть в запойной позе. А замок принялась оборонять по его же вине заколдованная в предметы челядь. С переменным успехом, поскольку почти все были заколдованы во что-то мелкое. В середине массовой батальной сцены на их сторону перешёл Лефу, внезапно осознав, что Гастон – козёл. Ещё три дружка Гастона были нейтрализованы неожиданным образом – женщина-гардероб из числа слуг Чудовища нарядила их в женские платья. Двое пришли в ужас и сбежали, один обрадовался и элегантно ушёл.

– Вот тебе и твой гей-разврат, – сказал Опытный Зритель.

– Где, где?! – заволновался Внутренний Ребёнок.

– Да вон же дядька в платьишке.

Внутренний Ребёнок не впечатлился. Он счёл сцену просто юмористической.

– Ничего, – пообещал Зритель, – там ещё в самом конце у Лефу исполнятся гей-мечты. Милонов гарантирует. А конец скоро уже.

Гаспар Арнери тем временем вспомнил, что он не только преступник, но и механик, и вскрыл замок кареты из дурки. Белль тут же вскочила назад на кобылу, скинула платье и в одном дезабилье помчалась назад к замку.

“Что я вам, вестовая, что ли,” наверняка грустно думала кобыла. “Туда-сюда, туда-сюда”. Но вслух ничего не сказала, потому что была неволшебная совсем.

Гастон побежал убивать Жывотное, увидел его в запойной позе и сразу просёк, что оно влюблено в Белль. И даже, кажется, взаимно. Поэтому сообщил, что Белль прислала его, Ган… Гастона к Чудовищу с нехорошими намерениями, и принялось в него целиться из пистолета.

Но Чудовище было запойное, а не суицидальное, и принялось скакать по крышам, явно намекая на фильм с Кинг Конгом.

Как мы помним, у Белль очень хорошее дыхание, так что она не только прискакала, но тут же взбежала вверх по лестнице и, не запыхавшись, полным голосом заорала:

– Нет!

– Да! – как бы сказал Гастон, выстрелив сопернику в спину.

Дальше все трое принялись бегать, прыгать и немного орать друг другу, в ходе чего Жывотное получило ещё две пули и снова упало в обморок. А Гастон упал просто, вместе с рушащейся аркой, на которой стоял.

Тем временем срок проклятья истёк, и, раз его так и не сняли, наступил печальный конец. Слуги окончательно стали вещами, а Жывотное стало умирать совсем умирать.

Ребёнок Внутри заплакал, потому что это было нечестно.

– Вообще-то, – сказал Опытный Зритель, – мы смотрим диснеевскую детскую картину, так что сейчас всех оживят.

– Иди в жопу, – сказал Внутренний Ребёнок и стал плакать ещё сильнее. Потому что вообще-то обидно, когда тебя не просто заставили горевать, а вообще зря.

Но тут наконец вошла Венера с типичной венерической причёской и стала ждать. Просто взаимной любви ей, как оказалось, было мало, хотя она вроде обещала, что проклятье любовь снимет. Венере хотелось душераздирающей сцены. По счастью, у Белль её тоже просила душа, так что она с криком:

– Я люблю тебя! – принялась целовать мохнатый труп.

– Вот, – сказала Венера и всех расколдовала.

И все обрадовались, а потом устроили бал. И на балу Лефу танцевал с дамой. А потом с тем парнем, который было обрадовался платьюшку во время боёвки.

– Видал?! – заорал Опытный Зритель. – У них роман! Они геи!

– Я не понял, – признался Ребёнок. – Они же просто танцуют!

– А вот я потом фанфик напишу, и ты посмотришь, – пообещал Зритель и быстро доел поп-корн. Потому что ждать в плане разврата было уже явно нечего. И единственное, что осталось непонятным – успеют ли герои завести ребёнка до французской революции или пронесёт.

Кино посмотрела: Лилит Мазикина

Иллюстрации: кадры из фильма “Красавица и Чудовище”