Случай этот, до того непримечательный, что пройдёшь и внимания не обратишь, смотреть не на что – обыкновенное дело, житейское. Вот и я собрался было не обращать на все это никакого внимания, и идти себе дальше к чему–то большому и светлому, думая о нём же.
Но, мне было, сначала почти ласково замечено, что проходить мимо таких вещей – чуть ли не преступление. Что народ такими случаями очень даже интересуется, так что, написать об этом, обязательно надо.
Я, было, начал возражать, даже сопротивляться попробовал. Но, очень быстренько, всего–лишь одной фразой: «Так, кто тут, чем недоволен?!», был призван к порядку. Результат вы видите, вернее, читаете. Да и ничего удивительного здесь нет, ведь это тоже, дело обыкновенное, житейское.
***
Директор зоопарка находился и отсутствовал на рабочем месте одновременно. Своим, хоть уже и немолодым, но ещё ого–го каким телом, он присутствовал в своём кабинете. Где он находился душой, вернее, где его душу носило – так и осталось неизвестным.
Причиной томуё был любовный треугольник. Сам по себеё треугольник, фигура очень устойчивая и к жизни максимально приспособленная. Но это в том случае, когда его вершина – мужик, вверху, а основание – жена и любовница, внизу. Вот тогда всё нормально, живи, пользуйся треугольником в своё удовольствие и жизни радуйся. Красота, одним словом!
У директора зоопарка эта треугольная геометрия выглядела несколько по–другому. Его любовный треугольник расположился вершиной снизу, а основанием, сверху. Произошло это вчера – жена с любовницей познакомились.
Ну познакомились и познакомились, с кем не бывает?! Ситуация, можно сказать, классическая, переживаемая человечеством веками, если не тысячелетиями – ничего нового.
Последствия такого, в классическом исполнении, выглядят, как: скандал с женой, иногда жена ещё скандалит с любовницей, если застукает на месте применения той же любовницы по её прямому назначению. Далее следует полная отставка или любовницы, или жены, бывает, что обоих и сразу.
Здесь же, черти что. Познакомиться–то познакомились, но, похоже снюхались и спелись. Этого в природе быть не должно, потому что, когда один знает двоих, а те, двое, знают только одного – почти закон Природы. А вот когда все знают всех, это, гремучая смесь, если не хуже. Куда, в какую сторону она рванёт, не знает никто. Правда, наиболее вероятное направление взрыва, просчитать не трудно, даже просчитывать не надо, и так всё понятно.
Вот с таким вот настроением директор зоопарка сейчас и находился в своём кабинете, работал. Пока вроде бы тишина, слава Богу, но, поди, знай, что будет через минуту.
Он даже хотел было сказать, чтобы ему в кабинет привели леопарда, малолетка. Есть у них один такой. С виду как настоящий, а на самом деле, игривый, как заласканный котёнок. Но, что жена, что любовница об это не знают, вот и защита. Если, спаси и сохрани, вдруг припрутся, котёнок этот поиграться захочет, он очень любит с незнакомыми людьми играться. Что будет дальше, представляете?
***
«Вот оно, началось! – подумал директор».
Из приёмной сначала послышался какой–то шум, затем, женский крик, сорвавшийся на визг, а потом что–то с грохотом упало.
Директору захотелось выпрыгнуть в окно или где–нибудь спрятаться. Но, на окнах были решётки, и какой дурак их туда поставил, а прятаться было негде, разве что в сейфе.
Увы, сейф на комплекцию директора рассчитан не был, и ему ничего не оставалось делать, как провести последние минуты своей многотрудной жизни не опозорив и не уронив достоинства, как себя самого, так и мужского рода–племени, в целом.
Дверь распахнулась и, в кабинет вошёл небольшого роста мужичонка. Одет он был так себе, даже хуже, чем так себе. Костюм неизвестного фасона и неизвестного года выпуска, но это мелочи. В чувство директора более–менее привела мужикова рубашка, тоже неизвестно когда и кем пошитая. Вернее не сама рубашка, а то, что её верхняя пуговица была застёгнута.
Выше застёгнутой верхней пуговицы, располагалась одновременно простодушная и хитрая физиономия с разбойничьими глазами. Завершением всей этой композиции служила шапка–бейсболка, на которой мужичонка признавался в любви к городу Нью–Йорку, причём, на ихнем языке.
Но это ещё не все. За собой, директор от волнения плохо рассмотрел, да и не до того было, мужичонка тянул какое–то животное.
– Ты, что ли директор здесь будешь? – спросил мужичонка.
Поскольку, ожидаемое категорически не соответствовало с появившимся, способность говорить у директора куда–то исчезла и пока–что не вернулась. Директор кивнул.
– Тогда я к тебе. – улыбнулся мужичонка. – Купи скотинку. Страус! Смотри какой!
Мужичонка потянул за верёвку и вытянул на передний план какую–то зверюгу цвета дорожной пыли. Зверюга эта могла быть похожа на кого угодно, хоть на директора, хоть на её хозяина, но только не на страуса, на ней перьев не было. Длинная шея с маленькой головой были, а перьев, не было.
Правда, директор отметил увиденное чисто автоматически. Сейчас это для него было, ну как бы вам сказать, как стакан водки с похмелья. Он приходил в себя, возвращался к жизни, с которой минуту назад распрощался.
Кто такой этот мужик и что за зверя он с собой приволок, директору было наплевать и наплевать ещё раз, самое главное – не жена с любовницей заявились. Сейчас он бы обрадовался даже, если бы все черти, дружною толпою, к нему в гости пожаловали, а тут, всего–лишь какой–то мужик.
Хоть мужик этот со своей зверюгой и был сейчас для директора чуть ли не спасителем, ой, только не смейтесь, по–другому написать, никак не получается. Из директора, мужа и любовника одновременно, быстренько вытеснил директор зоопарка.
***
– Минуточку, минуточку. Так ведь зоопарк закрыт, как вы сюда попали?!
– Мне твой зоопарк без надобности. Я к тебе пришёл. Или ты тоже, зоопарк?
За такую наглость, директору, окончательно пришедшему в себя, захотелось тут же прибить этого наглеца. На худой конец, всё–таки директор, а не слесарь какой–то там, позвонить секретарше и приказать ей, чтобы вызвала охрану. А охрана, чтобы выставила за ворота этого мерзавца, вместе с его страусом, да ещё по шеям чтобы надавала, за его наглость и скотинство.
И тут директор понял, что за крики и грохот только что доносились из приёмной. Наверняка в эту минуту его «Линия Маннергейма», его неприступная секретарша – Идея Владиславовна, пребывала в обморочном состоянии, если не хуже. О том, где сейчас пребывала охрана, и думать не хотелось.
«Ладно, – решил директор. – сам справлюсь»:
– Слушаю вас.
– Я к тебе вот что пришёл. Купи скотинку. – мужичонка кивнул в сторону зверюги. – Он хороший, только жрёт много, скотина.
Похоже, мужичонка говорил правду. То, вернее, тот, кого мужичонка назвал сперва страусом, а потом скотинкой, во всю жевал шторы.
– Коля! Брысь! – прикрикнул на зверюгу мужичонка. – Кому сказал?! Выплюнь эту гадость!
«Страус» послушно уселся на пятую точку, но шторину не выплюнул, правда, жевать её перестал.
«Господи, Боже мой! – у директора аж закололо в груди. – Это же настоящий динозавр! Спокойно, спокойно. Нашим?! Ни в коем случае! Жлобы! Они за эту тварь и прибить могут, чтобы не платить. Американцам? Тоже жлобьё! На весь мир хай поднимут! Шейхи! Арабские! Вот кто и цену настоящую знает, и не поскупится. И молчать будет, не хуже верблюда. Вывезти как?! Ерунда! Главное, договориться! А вывозить, пусть сами думают, как».
Все это пролетело через директорскую голову за долю секунды, нисколечко не задев мышцы лица:
– Вы хоть понимаете, что это самый настоящий динозавр?!
– Да по мне, хоть папуас! Брать будешь?! А то я к другому директору пойду, чё мне с тобой зря время терять? Мне домой ехать надо.
– А где вы его взяли?
Не каждому так везёт, за несколько минут испытать на себе два сильнейших нервных потрясения. Сначала ждать явления жены, в паре с любовницей и готовиться принять погибель лютую, и тут же, без перерыва и перекура, лицезреть живого динозавра.
Не знаю у кого как, у меня нервы вряд–ли бы выдержали. А директор оказался прямо–таки героем. Всем известный, киношный Джеймс Бонд, в сравнении с ним, трус и паникёр, не меньше.
***
– Мне его зять оттуда привёз. – как ни в чем ни бывало начал рассказывать мужичонка.
– Откуда оттуда? – «О Господи, мне ещё машины времени не хватало, для полного счастья. – у директора опять закололо в груди».
– Из заграницы откуда–то. Почём я знаю, откуда именно? Он у меня на корабле по морю плавает. Вот и привёз в подарок. Я, сам–то фермерствую, курей развожу. А он, зять мой, в прошлый отпуск говорит мне, ты, мол, тесть, со своими курями, скоро в конкурентной борьбе погибнешь. Говорит, сейчас таких как ты, что негров в Африке, полным–полно. Тебе, говорит, чтобы фермерство твоё выжило и тебя с тещёй поило и кормило, эксклюзив нужен.
Я его спрашиваю, а где его, эксклюзив этот взять? Он как, растёт или бегает? Бегает, говорит зять. Не переживай. В следующий раз в отпуск приеду, привезу.
И точно, аккурат через восемь месяцев, привёз. Даёт мне два здоровенных яйца и говорит, что это яйца страусов, мол, в Африке, на базаре купил.
Говорит, страус, эта птица такая, как курица. Летать не может, зато размером с телёнка. И, говорит, жрёт все подряд, даже камни.
Ну, насчёт камней, я ему не поверил, думаю, брешет, паразит. Но то, что страус этот с телёнка, мне очень понравилось.
И Вальке, бабе моей, тоже очень понравилось. Она мне этими курями только по морде ещё не била, а плешь, так всю проела, смотри. – и мужичонка сняв бейсболку, показал лысину.
«Врёт, сволочь. – подумал директор. Внутренние страх и паника уступили место деловитости и практичности, присущие любому директору, тем более, зоопарка. – Ладно, хрен с ним, пусть врёт. За живого динозавра ему всё можно простить».
***
– И во сколько вы его оцениваете? – «Боже мой, где же я ему такие деньги возьму?! Это надо спонсоров искать, значит, в долю брать. Кинуть могут! Обязательно кинут! Может сразу, к шейхам?! Наверняка, ждать придётся! Что же делать?! Надо что–то делать! Что?!»
– Бедный такой, что ли? – удивился мужичонка. – двенадцати с половиной тыщ нету?
Похоже, сегодняшний день открыл перед директором ещё не все свои тайны и сюрпризы:
– Тысяч чего?
– Рублей конечно! Ты что, с похмелья или дурной? – опять удивился мужичонка. – Или дорого? Извини, мне дешевле нельзя. Валька опять плешь проедать будет.
«Господи, да что же сегодня такое творится?! – у директора опять, уже в третий раз, закололо в груди. – Это, наверное награда мне такая определена, за страдания, от жены с любовницей полученные».
– Есть конечно. – «Он точно, идиот. Ну и ладно, ну и хорошо. А почему именно «пятьсот?». – Скажите, а почему именно двенадцать пятьсот, а не двенадцать или не тринадцать?
– Тут бабу мою надо знать, Вальку. – мужичонка сел на стул. – Она, Валька моя, сказала, чтобы я Колю за двенадцать тыщ продал, не меньше. А это значит, она что–то там посчитала и нужно ей одиннадцать с половиной. Она же, баба, что язва, даже хуже, прекрасно знает, пятьсот рублей я обязательно пропью потому и накинула. Ну, чтобы ей не тратиться, чтобы за твой счёт было. Понимаешь?
– А почему тогда двенадцать с половиной? – теперь уже удивлялся директор.
– Во, чудак человек! Мне заначка нужна? Нужна! А где её взять?! Здесь! Дело–то простое, житейское. Ты, поди, не обеднеешь и мне, удовольствие.
***
Тем временем, «страус», он же – скотинка и, наконец, динозавр Коля, сидел на пятой точке и делал все, чтобы не уснуть.
Да, выглядел он для нынешних времён несколько странно. Если взять сверху – шею и голову, то почти один в один – страус, даже что–то похожее на клюв есть. А если, начиная от шеи и вниз, до ног – почти один в один, кенгуру, только цвет грязно–серый и шерсти нет.
«Видать, и они как люди. – подумал директор», потому что, проиграв борьбу со сном, динозавр Коля, завалился набок.
– Как вас зовут? – ни с того, ни с сего спросил директор.
– А скотинку купишь? – вопросом на вопрос ответил мужик.
– Куплю, куплю. Не переживайте.
– Тогда, Коля.
– Это что же получается: вы – Коля и динозавр – Коля?
– Валька, баба моя, его так назвала. Это она мне назло, ну чтобы я из равновесия вышел.
– А вы?
– А что я? Зачем из него выходить? Дело–то, житейское.
– Хотите выпить? – директор сам не ожидал, что вдруг, вот так вот, просто так, предложит выпить неизвестно кому, да ещё в своём кабинете.
– А есть? – оживился Коля.
– Конечно. – директор достал из бара бутылку коньяка и две рюмки. – Извините, закуски нет. – ему не хотелось беспокоить секретаршу.
– Без закуски, оно сподручнее. – отмахнулся Коля и взяв рюмку, добавил. – А вот из этого мне пить нельзя.
– Это почему? – удивился директор.
– Здоровье не позволяет.
– А из чего позволяет?
– Из стакана позволяет. Стакан есть?
– Есть. – от такой первозданной простоты директор аж слегка ошалел, но стакан принёс. – Пойдёт?
– В самый раз. – Коля снял свою кепку и положил ее на колени. – Наливай! Знаешь по–скольку?
– Догадываюсь.
– Ну, за Колю! – фермер Коля кивнул в сторону спящего динозавра Коли. – Чтобы ему на новом месте хорошо жилось. Ты смотри, не обижай его. Он хороший, только жрёт много, сволочь.
Выпили. «А он интересный мужик, самобытный. – подумал директор. – Впрочем, все они самобытные, стаканов не напасёшься. Ладно».
Директору, непонятно почему, вдруг очень захотелось поговорить с этим Колей. И не просто поговорить, неизвестно о чем, тут понятно, говорить им было не о чем: директор зоопарка и деревенщина деревенщиной, какие тут могут разговоры? Но поговорить хотелось, это наверное директор таким образом надумал от стресса в виде жены с любовницей избавиться, только не осознавал этого.
***
– А вот скажи, Коля. – директор сам не заметил, как перешёл на ты. – Как ты живёшь, хорошо?
Коля вопросительно посмотрел, сначала на директора, потом на бутылку. Директор был мужчиной, мало того, образованным, но ещё и сообразительным, поэтому понял без слов. Налил. Выпили.
– Мне плохо жить не полагается. – важно заметил Коля.
– А жена? Сам же говорил, всю плешь проела?
– Я на неё внимания не обращаю, привык. Да и зачем обращать, дело–то, житейское.
– Ну а зачем тогда динозавра продаёшь?
– Мужики попросили.
– Какие мужики? – удивился директор.
– Наши, деревенские. Так и сказали, мол, Коля, делай что хочешь, но скотину эту из деревни убери, не доводи до греха.
– А что так?
– Им бабы ихние житья не дают, – и немного подумав, добавил. – и этого, тоже не дают.
– Это почему? – директор похвалил себя за проницательность. А собеседник–то, ой каким интересным оказался, да и тема, как раз, в тему.
– Коля виноват. – фермер Коля кивнул в сторону динозавра и опять вопросительно посмотрел на директора.
– Он–то каким образом?
– Понимаешь, когда он из яйца вылупился, второе яйцо бракованным оказалось, Валька, баба моя, испугалась сильно. Такой крик подняла, что я до сих пор почти оглохший. Мол, убирай, куда хочешь эту гадость, но чтобы глаза мои её не видели.
Я убрал. А куда убирать? В сараюшку конечно. Оно и к лучшему оказалось, я теперь в сараюшке этой, бражку ставлю. Смотри, Валька туда ни ногой, Колю боится, а мне сплошная выгода.
– Получается, твоя жена против того, что ты выпиваешь?
– А какая не против, покажи?! Святых женщин не бывает. – вздохнул Коля и посмотрел на бутылку.
Выпили. И разговор, вернее даже не разговор, а не понять что, продолжилось:
– Ну а дальше что?
– А дальше вот что. Покуда Коля рос, с курями по двору бегал. Валька хоть и шипела, но терпения у неё хватало.
Я ей сразу сказал, мол, шипи, не шипи, да хоть в змею вытянись, а я дождусь, когда Коля в страуса вырастет. Дура баба, не понимает, как станет он страусом, так считай, за дальнейшую жизнь можно будет не беспокоится.
– Чем же он питается?
– А всем и питается. Что найдёт, то и сжирает. Покуда маленький был, оно нормально воспринималось, а как подрос, хоть караул кричи. Даже забор попытался сожрать.
Вот я его и приспособил на лугу пасти. К колышку привязал и пусть себе пасётся. Оно все хорошо, только место надо часто менять. Представляешь, всё, аж до земли, выжирает, скотина. Ну так вот. Пасётся он себе на колышке и никого не трогает, а тут бабы.
– Что бабы? – переспросил директор.
– Бабы Колю видеть начали. Налей, а то нервы кончаются. Бабы, они ведь какие: одна увидела, значит надо, чтобы и другие увидели, а то им разговаривать не о чем будет.
А они, ладно бы у магазина про Колю разговаривали. Они, сначала каждая пришла, посмотрела, а потом все вокруг Коли собрались и давай языки свои чесать, мол, что это такое на верёвке пасётся? Договорились до того, что кричать и ругаться про меж себя начали, а Коля, то ли испугался, то ли наоборот, обрадовался, как захрюкает! Правда, одна потом говорила, что он гавкать начал.
Ну вот. Бабы, от хрюканья его, кто бегом спасаться начал, а кто там же и остался, в обмороке значит. Коля, он хоть и добрый, только жрёт много, хрюкает очень громко, я слышал. С тех пор и началось…
– Что началось? – директор не дожидаясь очередного пристального взгляда Коли, разлил коньяк и проявил инициативу. – Давай, и дальше рассказывай, интересно.
Коля протестовать не стал, выпил. Потом посмотрел на спящего тёзку, помолчал немного и продолжил:
***
– С тех пор все и началось, бабы взбесились.
– Как взбесились?
– А так! Что ни разу не видел?
«Видел. – вздохнул директор, правда в слух ничего не сказал. – Ещё как видел, только без динозавра».
– Поначалу было, на меня ополчились, но Валька им такой отпор дала, что любо дорого посмотреть было. Правда, мне потом тоже досталось, – вздохнул Коля. – но это мелочи, дело житейское.
А бабы, они ведь какие? Им обязательно мужескую кровь пить надо, не могут они без неё, без мужеской кровушки.
«Да, тут я с тобой согласен. – грустно подумал директор. – на всю тысячу процентов согласен».
– А где её взять–то, кровушку, если мою Валька оборонила? Правильно, у мужиков своих! Вот они и начали её брать.
Рассказывая о столь близких директору вещах, Коля оставался абсолютно спокойным, лишь иногда поглядывал: то на бутылку, то на спящего динозавра. Директор на Колины взгляды реагировал адекватно, а вот динозавр не реагировал никак, спал, скотина.
– И началась у мужиков такая жизнь, что хуже не придумаешь. День деньской баба мужика пилит, хоть вешайся или её вешай. Ну да ладно, днем–то и потерпеть можно, дело житейское. Так они и ночью не успокаиваются!
Мужику, ему после всей трудовой работы что надо? Правильно, это самое и надо! А потому что без этого сон не тот и на утро настроение другое, на работу идти не хочется. А те, ни в какую! Одна даже участкового вызывала, мол, оборони, а то этот паразит совсем обнаглел.
– А участковый что? – директор аж привстал.
– А что участковый? Его баба тоже Колю на лугу видела, и слова всякие про него говорила. Он сам пострадавший и весь обескровленный оказался.
Пригрозил он бабе той, что за неисполнение супружеского долга на пятнадцать лет в тюрьму посадит и запретит мужу, чтобы тот ей передачки носил.
– Ну и как, подействовало?
– Володька говорил, один раз подействовало, а потом она, баба его, опять за своё.
***
– Раньше оно такое тоже было, но не так. – Коля заёрзал на стуле что директор воспринял, как руководство к действию и налил ещё коньяка: Коле, побольше, себе, чуть–чуть.
Чтобы ничего не забыть, решил директор, голова светлая нужна. Рассказ Коли, для него, до того жизненно важным оказался, что он даже решил ещё тысяч пять за динозавра добавить. А пока надо слушать, внимательно слушать, все запоминать, а потом применить на практике. «Эх, жаль записать, не запишешь. – подумал директор. – Неудобно получится. Может не понять».
– Так вот. – выпив, продолжал Коля. – Стали мужики до правды допытываться. Стали искать, кто это ихних баб так перекусал, что они все взбесились? И что ты думаешь, нашли!
Бабы, они ведь ещё те ведьмы, что удумали. Как только их ведьминское зло начинало заканчиваться, они, уж не знаю, договаривались про меж собой или так чуют друг дружку, они опять вокруг Коли собирались и начинали об нем разговаривать. Коля, ясно дело, опять: то ли пугался, то ли радовался, хрюкал, одним словом. Бабы с визгами и обмороками опять разбегались, и мужики начинали страдать заново.
В общем, вычислили мужики и баб, и Колю. А кто у Коли хозяин? Я, разумеется. Вот они ко мне и сказали, мол, делай что хочешь, но Колю своего из деревни убирай, куда хочешь. Даже просить начали, чтобы не доводил до греха.
А я что, я все понимаю, дело–то, житейское. Только я поначалу не знал, куда Колю деть. В лес не отведёшь, к дереву не привяжешь, живая душа все–таки. Хоть и скотина, а жалко.
А Валька моя, она страсть как любит телевизор смотреть: кино всякое и вообще, всё, что показывают. Она–то и увидела, а потом мне рассказала, что существуют, оказывается зоопарки, в которых людям зверей за деньги показывают.
Рассказала, значит, и говорит, мол, поскольку ты паразит похлеще своего Коли будешь, поезжай в этот зоопарк и продай его за деньги, за двенадцать тыщ.
– Сильно ругалась? – спросил директор.
– А что ругаться? – удивился Коля. – Баба, она постоянно и всегда ругается, потому что жить без этого не может. Привык я, сам понимаешь, дело–то житейское. Давай деньги, и я домой поехал…
***
– Подожди, подожди… – директор метнулся к бару и достал ещё одну бутылку коньяка, та, первая, почти пустая уже была. – Не спеши, успеешь.
– И правда, – взглянув на вторую бутылку, согласился Коля. – куда спешить? Успею.
– Ты мне вот что скажи. – директор, как услышал про женское эмбарго, так еле–еле держался, чтобы раньше времени не спросить о том, что его интересовало больше всего. – Ты–то сильно пострадал от своей жены? Ну, понимаешь.
– Я вообще не пострадал. – спокойно ответил Коля. – Меня это не касается.
– Как это не касается? – директор от волнения аж подскочил. – Всех касается, а его не касается!
– Дурак ты, хоть и директор! А соседка на что? Налей лучше.
– Какая соседка?
– Моя соседка, Людка.
– А Коля?
– Что Коля? Она незамужняя, ей Колю бояться не полагается. Наливай, не жмись.
Сказать, что директор был сражён наповал – ничего не сказать, он был уничтожен. Нет, не так. Он был заинтригован до такой степени, что аж руки трястись начали.
«Как это, соседка? – директор соображал до того лихорадочно, что не заметил, как выпил две рюмки подряд. – Тут вон, ни разу друг дружку не видели и то, умудрились встретиться и снюхаться, а у него соседка».
– И что, жена не в курсе?
– А зачем ей быть в курсе? – улыбнулся Коля. – Не её это дело.
– Как же ты умудрился?
– А что тут умудряться, дело–то, житейское. – пожал плечами Коля. – Мы когда это с Людкой, ну, понимаешь, я ей сразу сказал, чтобы она сходила до Вальки и на меня пожаловалась, что пристаю мол.
– Да ну?!
– Вот тебе и да ну.
– Пошла?
– Пошла, конечно. Ей, Людке, счастье своё, бабское, невеликое, тоже защитить требуется. Дождалась Людка, покуда Валька во дворе окажется, делами там начнёт заниматься и к ней.
– А почему именно во дворе? – директор не понял странную логику произошедшего, потому и спросил. Мелочи, они ой какими важными иногда оказываются.
– Чудак человек! – усмехнулся Коля. – В доме мебели много, а на дворе поменьше. Понимать надо!
Дело хоть и житейское, но интересно, я из–за сарая за всем этим смотрел, опять же, в курсе надо быть. Пришла Людка и говорит Вальке моей, мол, ты что же это соседка, мужика своего на произвол судьбы бросила? Валька: как это бросила? Ты, говорит, соседка, говорить, говори, да не заговаривайся. А Людка: как это мне не заговариваться, если твой пигмей мне под юбку лезет?
Валька сразу: это кто пигмей?! Я тебе сейчас такого пигмея устрою и не посмотрю, что в тебе два метра росту!
– Ну и что? – директор налил Коле коньяка, а когда себе наливал, даже разлил немного, не иначе от волнения.
Коля посмотрел на директора и на разлитый коньяк осуждающе, но ничего не сказал. Вернее, сказал:
– Что, что! Подрались, всё нормально.
– Как это нормально?! Ты считаешь, это нормально?
– А то! – опять усмехнулся Коля. – Теперь они мало того, что про меж себя не разговаривают, так даже в сторону друг друга не смотрят. Соображаешь?
– Соображаю… – директор был нокаутирован, сокрушён и раздавлен таким простым решением вековой проблемы треугольника.
«Эх, мне бы так. – подумал он. – Да поздно, наверное. Хотя…».
– Слушай, Коля, – директор налил ему коньяка. – дело у меня к тебе есть. Дело простое, житейское…
Свежие комментарии