Я стараюсь уважительно относиться к людям пожилого возраста. В конце концов, все такими будем, и кто знает, не получится ли из меня сварливый дед, гоняющий подростков в автобусах. Но любой медик скажет вам – самые трудные в общении пациенты – это именно старики. Кого-то жалко, кого-то хочется пинками выгнать из больницы.
В небольшом городке Беларуси жила бабушка. Обычная бабушка-пенсионерка, всю жизнь отработавшая то ли бухгалтером, то ли экономистом, не суть важно. Выбирайте любую самую мирную и интеллигентную профессию. Нарожала детей, дождалась внуков, вырастила и их. А на склоне лет приключилась с бабушкой беда, которая довольно часто приключается с людьми её возраста. Упала бабушка с небольшой вроде бы высоты и заработала перелом шейки бедра.
Для женщины в возрасте в начале двухтысячных почти приговор. Многие месяцы лечения, реабилитации и не факт, что все пройдет гладко. У организма уже нет сил восстанавливаться.
Любящие внуки и дети бросились к лучшим в столице врачам. Получили десяток консультаций и, в конце концов, скинулись бабушке на дорогущий эндопротез. Операцию проводили в той клинике, где я подрабатывал по ночам будучи студентом медуниверситета. Операция сложная, да и возраст у пациентки солидный. Поэтому сразу из операционной перевезли её по длинным подземным коридорам в отделение интенсивной терапии. И оставили под наше наблюдение.
Ночная тишина опустилась на больницу. В реанимации трое пациентов – благодать. Сидим, чаи гоняем, истории из жизни рассказываем. Все три пациента – как на ладони, видны через стеклянные перегородки. Попискивают аппараты, негромко гудят лампы.
Часа в два ночи бабушка с эндопротезом слегка отошла от наркоза, но продолжала находиться в состоянии помрачённого сознания. Поэтому внезапно решила, что она дома. И ей немедленно стоит сходить в туалет. Бабушка резко села, свесила ноги с койки и принялась вставать. Все её манипуляции вовремя заметила постовая медсестра. Сорвалась с места и бросилась к пациентке.
- Подождите! Вам нельзя вставать! У вас протез только после операции.
В ответ – трехэтажный мат. Медсестра чуть опешила. Вот тебе и бабушка-божий одуванчик, тридцать лет бухгалтерии. Но за здоровье пациентки борется. Вцепилась в старушку и не дает ей встать. На крики прибегает санитарка. И они вдвоем с медсестрой пытаются уложить бабушку обратно на койку. Бабушка посылает всех в эротические путешествия разных цветов и не оставляет попыток прорваться к туалету. Проявляет чудеса силы и храбрости в свои восемьдесят. Хрупкая медсестричка и пожилая санитарка летают по палате, как бабочки. Все попытки уговорить её игнорируются полностью – бабушка в неадеквате.
На шум из ординаторской подтягивается врач. Грозно смотрит на бои без правил.
- Это что тут происходит?
Услышав мужской голос, бабушка затихает. Медсестра и санитарка поспешно приводят себя в порядок и оправдываются.
- Ну чего вы так сразу, - врач подходит к пациентке, проверяет, не выскочили ли от борьбы капельницы. – Надо с пациентами по доброму, успокаивать их.
И тут затаившаяся бабушка с воплем индейца-чероки вцепляется ему в кисть сточенными, но очень острыми зубами.
- Ой! – вскрикивает врач.
Бабушка рычит сквозь зубы, грызет его руку. Врач бледнеет, но держится.
- Марина, возьмите, пожалуйста, на посту ремни и фиксируйте пациентку, пока она занята.
- А как же вы?
- Я продержусь ещё минут пять. Но вы поторопитесь.
Бабушку привязали к койке, и только тогда врач осторожно освободил окровавленную кисть.
- Вот видите, производственные травмы бывают не только на заводах, - вздохнул он. И пошел раны обрабатывать.
Бабушке вкололи успокоительного, и она опять затихла.
Утром пациентка проснулась и встретила персонал с улыбкой.
- Девочки, а чего это вы меня привязали? Никак я с протезом собралась куда-то?
Медсестра, только что замазавшая тональником свежую царапину на щеке, мрачно посмотрела на неё.
- Я под наркозом ничего секретного не рассказывала? – захихикала бабушка. – А то мне говорили, что люди такие истории выдают.
- Нет, ничего особенного, - сказала медсестра, вспоминая бабушкин трехэтажный мат. Все было хорошо.
- А чего это доктор по отделению с перебинтованной рукой ходит?
- А у него собака дома. Доберман. Вот и не поделили чего-то.
Через пару дней бабушку перевели в другое отделение, а там и домой выписали. Эндопротез в ходе ночных баталий к счастью остался на месте.
Где-то через месяц в отделение привезли сухого старичка с инфарктом. Собрался консилиум. Назначили ответственного, проложили курс спасения. Короче, лечим изо всех сил. А под вечер старичок с трудом открывает глаза и зовет меня слабым голосом.
- Сынок, подойди.
И слезы в каждом слове.
- Что случилось? – спрашиваю.
- Дай мне телефон, детям позвонить. А то меня увезли на скорой, наверное, они беспокоятся.
- Я на телефон ещё не заработал. Но в коридоре стационарный стоит. Вы номер скажите, я сам вашим позвоню.
- А провод до палаты дотянется? Очень хочется с родными поговорить.
Я попробовал. Дотянулся. Дед привстал, набрал номер и что-то быстро заговорил в трубку на непонятном языке.
«Странно, - думаю. – Фамилия вроде русская. Еврей, что ли?»
Дед выпалил в трубку с полдесятка фраз и без сил откинулся на подушку.
- Поговорили? – спросил я.
- Да, спасибо сынок.
- А если не секрет, на каком языке?
- На молдавском. Мы из Кишинева десять лет назад приехали.
А через час в больницу примчались с шашками оба сына пациента. Оказывается, он нажаловался им, что тут его не лечат, бросили в коридоре голого на железной каталке, бьют и не кормят. Мол, он с трудом дополз до телефона и просит его спасти.
Заведующий вытаращил глаза и в нарушение всех правил провел одного из сыновей в отделение. Дед в палате, один. На супермодной немецкой кровати. Все капельницы подключены, состояние стабильное. График лечения расписан. Вроде, прицепиться не к кому.
Сын спрашивает что-то у старика по-молдавски. Тот дрожащей рукой показывает на меня.
- Отец говорит, что вот этот его бил.
Глаза у заведующего вылезли ещё больше. У меня, впрочем, тоже.
- Я вас уверяю, - говорит заведующий. – В нашем отделении такого не случается. Но если вы не верите – в каждой палате ведется видеонаблюдение. Можем посмотреть.
- Посмотрим, - хмурится молдаванин. – Но если что – знай, тебе не жить!
И уходят.
- Дедушка, вы чего? – с ужасом спрашиваю я.
Старик отворачивается к стенке и молчит.
К счастью, камеры не показали ничего криминального с моей стороны. Однако сыновья и не подумали извиниться. А на следующий день заведующий приволок мне огромную книгу о возрастной деменции.
- Готовься, доктор. Тебе с такими старичками полжизни работать.
Вот так меня чуть молдаване не убили. А вы про места в автобусах жалуетесь.
(с)DoktorLobanov
Свежие комментарии