Как бывший клиент нашего РЖД хочу рассказать вам одну историю, как я стал пользоваться исключительно самолётами и откуда у меня седая прядь на виске которая не даёт мне забыть ту ночь и заставит вас избегать проезд через этот, забытый богом уральский полустанок, "352 км."
Плацкартный вагон, доставшийся мне, был почти пустой, пассажиров, человек семь, не больше. Ночь была уже поздняя, поэтому все спали, только у меня ни в одном глазу, сидел за столиком и при свете портативного светильника читал беллетристику, прихваченную на вокзале Новосибирска. Поезд изредка притормаживал на полустанках, но из за позднего времени, новых пассажиров почти не было.
Проводник, старый дедок, одетый в неуставной, старый ватник, несколько раз проходил мимо меня, осуждающе глядя, мол, чего это не спится студенту?! Но студент, не обращая внимание на колыбельно-убаюкивающее покачивание вагонов, мерный, тихий перестук колёс и умиротворяющий, зимний пейзаж за окнами, упорно пялился в расплывающиеся перед глазами буквы на страницах. Желтая лампа светильника создавала уютную сферу света вокруг меня и отсутствие храпящих попутчиков на соседних полках только укрепляло желание насладиться тишиной и спокойствием ночного поезда.
- Ну что не спится то? - раздалось из прохода. Проводник стоял, хмуро зыркая из под кустистых бровей и как то неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
- Да вот, дедуль, ни в одном глазу, чего то! - как можно добродушнее улыбнулся я, и жестом пригласил его за столик. - Может, посидите со мной. У меня и беленькая есть!
Едва увидев стеклянный бок бутылки, выглядывающий из спортивной сумки, старый проводник беспокойно взглянул мне в глаза и, словно бы махнув в душе рукой, внезапно расслабился, кряхтя примостился напротив меня.
- А чего бы не выпить, в самом деле?
Я не спеша разложил на исцарапанном столике нехитрую закуску из пары огурцов, нарезанного тонкими пластинками сервелата, огородной зелени и завершил натюрморт двумя стеклянными стопками. Не люблю пить из пластика.
Разлив водку, я поднял было стопку, но дедок, проворно схватил свою и даже не думая чокнуться, опрокинул жидкость себе в глотку. Довольно зажмурился и закусив огурцом, посмотрел на меня с доброй грустью.
- Наливай!
Удивившись непосредственности деда, я обновил себе и ему и уже более многозначительно протянул стопку для обязательного ритуала.
- Не-не-не, - помотал головой чуть прихмелевший дед, - не чокаясь.
И опрокинул в себя вторую стопку. Затем достал из внутреннего кармана фуфайки пачку "Беломора" и выудив две папиросы, протянул одну мне. Я обрадовался, так как свои сигареты уже кончились, а курить хотелось сильно. Поднявшись было, что бы выйти в тамбур, я был остановлен дедом.
- Да здесь сиди, чего шмыгать туда-сюда будешь? Тебя зовут то как?
Толи дедушке не было нужно много, что бы напиться, толи он не боялся проверок или жалоб других пассажиров, что разрешил мне курить прямо в тамбуре. По крайней мере, он не забыл и сам смачно затянуться и выпустить тугую струю белого дыма.
- Станислав, - и тут же поправился, - Стас.
Дед усмехнулся моему смущению и нашарив в кармане специальный ключ, протянул тощую, сухую руку к форточке. Вставил ключ в паз, повернул и вот уже в вагон с шумом залетает морозный воздух, вытягивая наружу две плотных нити от наших папирос. Ночь за окном втянула в себя дым, словно тоже соскучилась по сигаретам.
- А годков то тебе сколько? Ты наливай, наливай, не отвлекайся.
Я назвал свой возраст, попутно обновляя стопки. Признаться, стало даже немного страшновато, если что, с этим странным дедком то я справиться смогу, но как потом это объяснить проснувшимся в прокуренном вагоне пассажирам, стоя над покалеченным стариком и несмело пряча бутылку с водкой?
Снова выпив, не чокаясь, старик вздохнул.
- Молодой то какой... У тебя, часом, родни среди железнодорожников не имелось? Дед там какой или прадед?
- А вы откуда знаете? - у меня даже глаза на лоб полезли от удивления. Отец рассказывал, что прадед мой был крупной железнодорожной шишкой в Советском Союзе. Пропал, правда, когда батя ещё мелким был, говорят - сел в поезд, а на своей станции не вышел. Проводники клялись-божились, что среди ночи выскочил, в чём мать родила, на каком то полустанке и исчез в лесу.
- Да лицо у тебя больно похоже на начальника моего, старого, работал при нём на железке, лет пятьдесят назад. Проводник медленно затянулся, не отрывая от меня пристального, изучающего взгляда. - Иннокентий Павлович Забойчев.
- Он самый! - радостно воскликнул я. Хмель уже ударила мне в голову и я смотрел на старика уже не так настороженно. Всё-таки с прадедом моим знаком был, может расскажет чего интересного.
- Да угомонись ты, расшумелся, сейчас пассажиров побудишь. Пускай уж спят. Недолго осталось, - мрачно добавил он.
Моя рука, наливающая по четвёртой стопке, замерла и я настороженно посмотрел на деда.
- Что значит - "недолго"?
Проводник возмущённо отпихнул бутылку от стакана, с краёв которого уже начало переливаться, выпил всё одним махом и посмотрел на меня пьяными глазами.
- То и значит, - и склонившись ко мне, громким шёпотом стал бессвязно рассказывать:
- Горело тут всё, понимаешь, пожары лесные в этих местах, они такие - если уж занялись, то пиши-пропало. А верхушка жэдешная в этот момент с семьями на озёрах местных отдыхала. Шашлыки-машлыки, коньяк, рота солдат в охране. Стало быть, и прадед твой с детьми. Но когда лес горит, он же до всего добирается. Деревни, города, станции, тогда и опыта то в тушении не было, ни техники порядочной. Как узнали, что пожары кругом полыхнули, стали всех подряд эвакуировать, но своих то в первую очередь. Поезд отдельный послали.
Загрузились всей пьяной компанией и поехали. Им перед этим по связи передали, что бы остановку на одном полустанке сделали, смотрителя с семьёй забрали, у него детей мал-мала, чуть ли не десяток. Но всеж пьяные, забыли, проехали мимо, не остановились.
Смотритель с семьей на платформе стояли а поезд мимо них промчался. Кто-то там очухался, чуть позже, но позади уже пылало всё. Хотели было вернуться, но ктож в пекло то полезет, тем более, когда свои мальцы в вагонах сидят?
Дед схватил со стола бутылку и махнул глоток прямо из горла, затем посмотрел на часы.
- Ты по движению сидишь, глянь в окно, видишь там чего, впереди?
Я не совсем понимая, прислонился к холодному стеклу. Железное полотно выгибалось широкой дугой, охватывая маленькую поляну в лесу, посреди которой стояла крохотная, засыпанная снегом избушка с одним единственным, горящим окном. И какой ненормальный согласился жить в этом богом забытом месте, посреди дремучих лесов и заснеженных полей?
- Дом какой то, - пробормотал я, переваривая услышанное от проводника и пытаясь справиться с нарастающим беспокойством. Порыв ветра закинул в форточку отрезвляющую, снежную пыль.
- Свет горит?
-Да.
- Ну тогда пиши-пропало. Ты вот обратил внимание, как вас мало, в вагоне то этом? И это после Новосибирска, где круглосуточно под завязку набиваем! Я тебе без гаданий скажу, что все семь человек тут - потомки тех шишек, что тогда, пьяные, про смотрителя забыли. Тут столько составов проезжает, мимо полустанка этого, не останавливаясь, но если в окне свет горит, значит остановка будет. Значит собрали в вагон отдельный несколько человек, на ком долг дедовский висит!
От жуткого, непонятного рассказа этого деда у меня зашевелились волосы на руках, ужаса нагнал замигавший светильник. Тени в местах, куда не доставал свет, стали гуще и обступили наши полки. Заметив перебои со светом, дед торопливо разлил остатки водки по стаканам, положил на мой, сверху, кусок колбасы и встав, выдохнул:
- Не чокаясь, за упокой.
Стукнув пустой стопкой по столику, выскочил в проход и побежал в своё купе. Я услышал, как заскрежетал замок запираемой двери. Алкоголь одурманил мозг, не давая адекватно воспринимать происходящее, между тем, одинокая избушка в поле приближалась, уже видна была платформа полустанка.
Поезд начал сбавлять ход, как то резко, рывками и только тогда весь ужас происходящего стал доходить до меня. Страх сковал руки и ноги, когда светильник окончательно потух. Кто то из пассажиров негромко вскрикнул во сне, но единственный, кто его услышал в спящем вагоне, был я.
Поезд медленно подъехал и тяжело выдохнув, остановился у платформы, подставив моё окно под свет единственного работающего фонаря. Он освещал платформу, покрытую нетронутым слоем снега и слепил глаза. Я моргнул, стряхивая слёзы и тут моё дыхание перехватило - ещё секунду назад чистый снег был прорезан цепочкой крупных, размашистых следов, путь которых шёл к одной из дверей моего вагона. Я снова моргнул - вторая цепочка следов, чуть поменьше, протянулась ко второй двери.
Я прислонился к стеклу, в надежде увидеть у дверей обычных, живых людей, понять, что это просто пьяная шутка выжившего из ума деда но следы уходили слишком далеко. Повернув голову обратно к платформе, я отскочил от стекла. Третья цепочка следов, совсем мелких, детских, вела прямо моему окну. Что бы их не оставило, оно уже было под ним!!
Порыв ветра ударил в стекло, закинув в вагон запах дыма и горелого мяса. Я увидел, как снизу, из под окна, поднимается лёгкий дымок от чьего то дыхания. И пальцы. Маленькие, покрытые копотью детские пальцы двух ручек зацепились за нижний край рамы.
Вскочив, я бросился вдоль прохода к купе деда и в каждом окне видел обгоревшие детские ручки, тянувшиеся снизу. Задев плечом торчащие ноги пассажира, я разбудил его и успел поймать непонимающий, заспанный взгляд. Останавливаться желания не было и уже за спиной услышал оборвавшийся вопль ужаса.
Заскулив, я в два прыжка оказался у купе проводника и стал долбится в запертую дверь, слёзно умоляя впустить меня. Слева, в тамбуре, лязгнуло и света стало больше. Кто-то входил в поезд...
Отчаявшись, я прижался спиной к стене и стал ногой выламывать дверь купе. Внезапно она распахнулась и перепуганный дед, схватив меня за ногу, втянул в купе, тут же защёлкнув замок и подперев дверь какой то доской. Прижав дрожащий от ужаса палец к губам, он показал мне сидеть тихо. Я кивнул и замер, стараясь, даже дыханием не выдать себя. В тишине вагона послышались осторожные, лёгкие шаги, будто ребёнок крался мимо спящих родителей, стараясь незаметно прошмыгнуть мимо них. потом ещё одни. И ещё. И ещё. Наконец, я услышал тяжёлую, размеренную поступь.
На какое то время всё стихло, а затем шаги раздались в обратную сторону, но к ним добавилось тяжелое шуршание, будто что-то большое волокли по полу. Сквозь забаррикадированную дверь я расслышал слабый, придавленный всхлип и шёпот: "помогите". Наконец, всё стихло. Несколько минут ничего не происходило и мы с дедом переглянулись, но тут моё сердце рухнуло в пятки. Дверь толкнули. Потом сильнее. В купе стал проникать тяжёлый смрад чего-то палёного. По закрытому шторкой окну, за спиной, послышался лёгкий стук и скрип, будто кто-то водил ладонями по стеклу. Я повернулся к нему и обомлел - свет фонаря отбрасывал на шторку несколько вытянутых теней детских голов, которые водили по стеклу ладошками и царапали его.
Между тем сила, с которой кто-то снаружи дёргал дверь постепенно увеличивалась, ещё немного и эта преграда на пути призраков пала бы, но тут поезд дёрнулся и стал медленно набирать ход. Едва началось движение, как всё прекратилось. Мы с дедом, стояли, не смея даже шевельнуться, пока первые солнечные лучи не пробились сквозь облака и не окрасили оранжевым шторку на окне. Только тогда мы осмелились покинуть наше убежище.
Вагон был пустой. От семерых моих попутчиков не осталось ни следа, только разбросанные одеяла и развороченные сумки указывали, что совсем недавно кто то стаскивал с полок сонных людей и уволакивал их в темноту зимней ночи. Мы сели с дедом на полки и молча закурили его "Беломор".
- Ты знаешь, я ведь тоже в том поезде был, - вдруг заговорил он. - Машинистом. Когда тормозить стал, что бы вернуться за ними, мне пьяный литёха, какой-то наган трофейный к виску приставил и сказал, мол, никуда мы не возвращаемся, что бы начальство случайно не погубить. Так мол и так, если хочешь, пешком по шпалам до них топай, а состав я тебе остановить не позволю.
Смотритель первый вагон лет через пять собрал, я к тому времени с машиниста, по здоровью, уволился, попросился проводником. И литёху того встретил, он уже майором стал. Вагон тот купейным был, первого разряда, смотрю я - а там все пассажиры, что были - все с поезда того, злополучного, на гулянку какую-то ехали вместе. Потом кумекаю, что как раз мимо полустанка этого проезжать будем. Ну, а когда поезд на нём остановился, я у себя заперся, от греха подальше. Криков из за двери в ту ночь наслушался...
И так каждый раз - куда не переведусь, обязательно, хоть раз в год, а мой вагон полупустым оказывается и всё в нём потомки тех пассажиров сидят. Меня Смотритель не трогает, может знает, что не по своей воле я не вернулся, а их вот...
Я слушал деда, затягиваясь "Беломором" и пытаясь унять дрожь в теле. Солнце за окном прогнало ужасы прошедшей ночи и я уже не принюхивался с тревогой, боясь учуять запах горелого. Заметив, как дедуля задремал на полуслове, я снял с верхней полки одеяло и накрыл его. Попытавшись выудить из заскорузлых пальцев недокуренную папиросу, я случайно стряхнул уголь прямо на его пальцы. Тлеющий, обжигающий комок прокатился по старой, пятнистой коже и упал на пол, тут же потухнув. Поболтав водкой, на самом донышке бутылки, я перелил остатки в стопку деда, придвинул ему свою, с куском огурца сверху и вздохнув, выпил.
За упокой.
Не чокаясь.
Шутник ©
Свежие комментарии