Приехал в самом начале смены на фельдшерской к одной девице, отчаянно умиравшей от НЦД и страшной одышки (вчера посидела под кондиционером). Родня подняла вой в мой адрес со стандартным набором угроз (долго еду, медленно иду, имею безучастную морду лица, разное). Я, не отвечая на хамство, выпираю всю родню из комнаты, остаюсь с умирающей тет-а-тет. Воткнул в нее папаверин, накормил дибазолом - разумеется, тут же ожила, задышала, заулыбалась. А сама, хоть и симпатична на мордашку, прости Господи, глупа, как пробка. Из легкого чувства мести решил пошутить, с самым серьезным видом пишу карту:
- ФИО?
- ***ва Галина Михайловна.
- Возраст?
- 24 года.
- Рост?
- Ой, а это надо?
- Все надо, - сурово отвечаю я. - Рост?
- Э-ээээ... метр семьдесят, кажется.
- Длина волос на голове?
- Моих?
- Свои я знаю. Ваши?
- Ну... сантиметров пятнадцать...
- Точная длина!
Девица срывается с места, вытаскивает сантиметр, начинает измерять прядку.
- Шестнадцать! - радостно кричит она.
- Длина волос под мышками?
Девица густо краснеет.
- А у меня там нет...
- Ладно, - провожу жирную черту в графе «госпитализация». - Размер горчичников?
- Э... чего?
- Ваш. Размер. Горчичников, - раздельно и мрачно повторяю я, изо всех сил стараясь не заржать.
- Ну... - девица начинает мне показывать сложенный из пальцев прямоугольник. - Ну, где-то так. Да, вот такие!
Жалко, не было возможности все это на камеру снять.
* * *
Давнее дело при работе на «психах».
Дают нам вызов - молодая психбольная, 24 года, обострение SCH, вызывает мать. Приезжаем к побитого вида «общаге», нам от крыльца машут руками - не трудитесь подниматься, мол, она с балкона спрыгнула. Четвертый этаж, бетонный двор. Результатом полета был открытый перелом обеих берцовых левой ноги и шейки бедра ее же. Девушка в одной ночной рубашке лежит, укрытая чьей-то курткой и громко стонет. Мы с напарником поднимаем ее, обезболиваем, шинируем, кладем на носилки. Смотрю - а нижний край ночнушки у нее в крови. Мало ли чего, лезу посмотреть. Больная меня решительно останавливает:
- Нет, туда нельзя.
- У вас там кровь, - возражаю я. - Может, травма...
- Нет, это у меня по-женски!
Ладно, невелико удовольствие, ковыряться в чужих яйцеклетках. Везем в «травму», сдаем в приемное. Врач, попытавшийся осмотреть ее окровавленный подол, был остановлен такой же фразой. Напарник пихает меня:
- Дывыся, чего-то у нее там не того. Побиглы, побачим.
Пожимаю плечами. Мы вдвоем крадемся, приоткрываем дверь манипуляционной. Там медсестра приемного в голос матерится. Она-таки ухитрилась отдернуть подол и теперь, натянув перчатки почти по локоть, вытаскивала из вагины больной окровавленные 3 морковки, половинку огурца и 2 головки чеснока.
Андрюша неприлично громко заржал и снова пихнул меня:
- О, дывыся - салатик под менструальным соусом.
* * *
У нас одно время, в Лоо, проживал дядька под рабочим прозвищем «Кащей Бессмертный». Все предплечья у него были в «лесенках на небо» (порезы бритвой, ножом, стеклом, один раз пытался перегрызть вены зубами в районе правого запястья). Четырежды был спасен бригадой от отравления газом (засовывал голову в духовку, включал газ и вызывал «Скорую»). На ногах, от ступней до с/3 бедер страшенные ожоги - разлил керосин, встал в лужу и поджегся. Спасло то, что освободившаяся бригада была рядом, на той же улице. Головой еле ворочал от вывихов шейных позвонков - в последнее время он освоил получение кайфа через странгуляционную гипоксию - звонил на подстанцию, ждал бригаду, и, услышав шаги на лестнице, аккуратно слезал с табуретки. Кто-то подсчитал, что на повешение к нему выезжали в течение пяти (!) лет около шестнадцати раз.
Но всему бывает логичный конец. Как-то в очередной раз, уже слыша шаги, он без лишних сомнений отпихнул табуретку. А доктор был приезжий, нюансов местной работы не знал (повод к вызову был « трудно дышать») остановился перед дверью, неспешно докурил, а когда открыл - у Кащея уже и судороги прекратились.
Блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются.
* * *
Время - полпервого ночи, мы с моим врачом стоим на станционном крылечке, курим перед укладыванием спать. Кроме нас, сидит главный врач (он старшим врачом подрабатывает) и диспетчер Оля. Перебрасываемся ленивыми фразами, позевываем. Из темноты к крыльцу выползает непонятный такой парнишка, лысый, пьяный в дуплет, с шикарной гематомой под правым глазом (явно бил левша), одетый в грязный мешковатый свитер и, что меня поразило, в женские бриджи до щиколоток, расшитые блестками. Ну, мало ли, думаю, что я в нынешней моде понимаю?
- Э... эта... а тут где «Скорая»?
- Перед тобой, - хмыкает главный. - Чем обязаны визиту?
- Эта... ну там (называет адрес)... там дядечка лежит...
- Твой дядечка?
- А? А-а, не, не мой. Он... эта... бомж, короче. Он там уже обоср...ся, лежит на тротуаре.
- Пьяный? - интересуется Оля.
- Ну... не знаю.
- Пьяней тебя? - ехидно спрашиваю я.
- Не-е... он... то есть... не знаю.
Из невнятного анамнеза выплывает, что сей дядечка парню никем не является, на станцию он приплелся из чувства гражданской ответственности.
- А кто тебе глаз-то подбил? - спрашивает главный. - Дядечка?
- Э? Не-е... это не то... это мент меня, когда я налысо побрилась.
Терминальная пауза! Тут только мы замечаем, что у "парня" под мешком болтающимся свитером выпирают незначительно выраженные молочные железы. Ну, мы, мужчины, тактично, промолчали, в отличие от простой Оли, которая, закашлявшись, громко и удивленно спросила:
- Так ты что, девочка?!
Амбулаторные больные, сидевшие возле кабинета стоматолога, выпали в осадок.
* * *
Он и она, он уже в возрасте, имеет простатит и некоторую эректильную дисфункцию, но не потерял желания совокупляться. На сон грядущий мужчина с подругой решил испытать новомодное тогда средство - виагру. Баночка была импортная, надписи все не по-русски. Он заглотил таблетку, запил коньяком, полез целоваться. Оказалось, что действие препарата наступает в течение 40 минут - это потом выяснилось, при прочтении. Минут через десять он, недовольно глянув на свое обескровленное вместилище пещеристых тел, ругнулся, скушал еще одну таблетку. Не помогло - еще одну. In summa - пять штук. И тут ОНО НАЧАЛОСЬ! Да так, что любвеобильный дядька взвыл и вихрем понесся в холодный душ. Да только что там этот душ...
Его партнерша, испугавшись вида медленно синеющего детородного органа, потащила его на подстанцию. Благо ночь и рядом - дядька напялил просторный плащ на голое тело и прикрыл хозяйство шляпой. У диспетчерской он, скрежеща зубами, пожаловался на давление. Впрочем, в чем-то он был правдив.
Фельдшер, позевывая, зашла в амбулаторный кабинет, потирая глаза... и с воплем отскочила в коридор. На ее крик выбежал дремавший в своем кабинете старший врач:
- Галя, ты чего?
- КАК - ЧЕГО? ВЫ МНЕ ЧТО ДАЛИ? Я ИДУ ДАВЛЕНИЕ МЕРЯТЬ - А ОН МНЕ СВОЙ Х@Й ПОКАЗЫВАЕТ!!! ОН У НЕГО ЕЩЕ И ЧЕРНЫЙ!!
Дело закончилось благополучно, инъекцией реланиума. Хотя, еще бы немного...
* * *
История еще советских времен, рассказала наша врач П.
Приезжают они в «Интурист», заплохело какому-то мордатому и весьма солидному немцу из ГДР. В составе бригады фельдшером был Андрюша Г. - хохол в пятом поколении, по сию пору не избавившийся от акцента и от «хвакания». Все у него «хвармацевт», «хвазепам» (фенозапам, т.е.), «хвелшер» и т.п. Заходят в номер. Время вечернее. Немец лежит на кровати и демонстративно стонет, не глядя на бригаду и глядя в потолок. Рядом суетятся жена и дочка, а также администратор. Вызвал бригаду он. П. присела рядом, попыталась собрать анамнез - бесполезно, немец лишь раздраженно вставлял «нихт ферштейн» промеж стонами и в контакт не шел.
- Нам нужен переводчик, - наконец, отступившись, сказала П.
- Он уже ушел домой, - развел руками администратор.
- Так верните! - вспылила врач. - Я как жалобы его понимать должна?
Администратор вышел, бабахнув дверью и бормоча что-то нелестное во врачебный адрес. Немец утроил стоны, начал что-то ругательно выдавать на родном языке.
- Андрюш, сними ему ЭКГ пока, что ли, - устало попросила П., присаживаясь. - Может, заткнется?
Г. расчехлил кардиограф, отогнал насупившуюся родню, облепил немца электродами. После, оторвав ленту, дабы придать себе значимости, подошел к окну и стал деловито разглядывать ее на свет.
- Ты там чего?
- Дывлюся.
- И что надывился?
- Шо, шо... от побачь, пи***ц хвашисту!
Немец резко оборвал стон, отпихнул руку поправляющей подушку жены и срывающимся голосом спросил:
- Што, токтор, мои теля так плёхи?
* * *
Наша фельдшер, Лена Я. шлепает на вызов в жутко позднее время - что-то около четырех ночи. Спать хочется безумно. Звонит в дверь. Где-то затявкала собачонка, где - в нужной квартире или по соседству - не поймешь. Дверь открывает опрятная такая улыбающаяся старушонка, у которой на лице пуд приветливости и сна ни в одном глазу. Воспитания она явно еще советского, потому как по первому же звонку открывает дверь настежь, не спрашивая, кто и что, в такое время.
- Здравствуйте, - устало говорит Лена. - Собака есть?
- Ой, уже нет,- демонстрирует зубные протезы бабуля. - У меня был такой мопсик хороший, его мне тетя Клара отдала, она сама квартиру на Санаторной получила, а щеночков надо было куда-то девать, а мне с моей пенсией не уследить, так я его своей племяннице отдала, она у меня умница, в институте учится, он ее так любит, гуляет с ней, палочку...
- Хорошо, хорошо, - прерывает поток информации фельдшер. – «Скорую» вызывали?
- Нет.
МХАТовская пауза.
- Как - нет?
- Не вызывала.
- Ну… извините тогда... - Лена побрела обратно.
* * *
Как-то дали нам « судороги», по адресу ул. *****нко, 17 - 84, у дядьки с интересной фамилией Заяц. Сорок два годя ушастому, мало ли что там с ним. Едем. При попытке влезть в забитый машинами двор нас едва на снес милицейский «бобик», вылетевший оттуда со скоростью укушенного ВИЧ-инфицированной гадюкой. Мент, высунувшись из окна, еще что-то проорал нам оскорбительное. Подивившись такой нервозности по пустячному, по сути, поводу, входим в подъезд.
Третий этаж, направо от лифта, зачуханная пролетарская дверь. Звоним. В ответ кто-то с искренней такой ненавистью начинает материться. Дверь практически вышибает неказистого вида мужичонка, на лице которого дикая ярость просто пылает.
- Какого х@я вам надо?!
- Выбирай выражения, землячок, - неторопливо расправляю плечи я. - А то быстро спустишься с третьего этажа на первый и там заночуешь.
Мужичонка косо глянул на меня, прикинул габариты, разницу в весе и возможностях, и, видимо, решил повременить с качанием прав.
- Вы Заяц? - вежливо спрашивает моя доктор.
- Ну я.
- Нас вызвали на судороги. Это у вас?
- Да нет у меня никаких, б...дь, судорогов!! - гаркнул мужичонка и так хватил дверью, что на потолке закачались засохшие пауки 1953 года выпуска.
- Вот же козел... - тихо сказала моя врач. - Вы «Скорую» хоть вызывали?
Из-за двери до нас донеслось предложение уходить восвояси с использованием женских половых органов.
- Ну и пошел он, - пожимаю плечами. - Двинули отсюда, что ли?
Мы успели дойти до лифта, как тот открылся и выпустил на этаж двух ребят в спецовках, вооруженных пластиковыми сумками с инструментами и какими-то шлангами.
- Где тут 84-я квартира, не знаете? - спрашивает один.
Доктор начинает хихикать. Я тоже, машу рукой в сторону только что оставленной квартиру. Ребята идут туда. Мы, замерев у лифта, ждем.
Звонок. Знакомый мат. Знакомая приветственная фраза: «Х@ля надо?!».
- Горгаз, - доносится голос одного из парней. - У вас здесь утечка газа?
- Какого, на х.., газа?! Пошли в...
Не дослушивая пожеланий, мы вваливаемся в лифт, начинаем гоготать. Выходим из лифта - и просто садимся на землю.
Во двор торопливо въезжают две пожарные машины. Я даже не спрашивал, к кому они приехали.
* * *
Николай Николаевич А. - в просторечии Николаич - работал на «Скорой помощи» около 40 лет. Застал он, в частности, те времена, когда НТР шагнула не так далеко, как сейчас, а на вооружении у передовой службы здравоохранения были даже на раздолбанные ныне «РАФы», а «ЗИМы». И в одну из своих смен Николаич катил с вызова ночной порой, работая на фельдшерской бригаде. Той ночью в Сочи случился какой-то казус со светом, благодаря чему погасли все фонари уличного освещения, хоть в домах свет и был. «ЗИМ» ехал не торопясь, потому как его фар хватало лишь на пару-тройку метров дороги впереди. Дело было летом, светила яркая луна, сияли звезды. Николаич, расположившись рядом с водителем, вкушал заслуженный после вызова отдых, как вдруг, впереди, на дороге он заметил нечто необычное. А конкретно, в темноте, точно по курсу машины, не касаясь дороги, колыхались белые шорты и майка-безрукавка. Николаич толкнул водителя:
- Саш, ты погляди!
- О! Что это за дятел белье повесил посреди дороги?
- А чего они колышутся, ветра-то нет?
«ЗИМ», взревев двигателем, покатил вперед. Разве какой-то вшивый призрак испугает фельдшера «Скорой помощи»? Осиновых кольев в инвентаре не было, да и крещеных среди коммунистов было не так много, но Николаич вооружился шиной Дитерихса, которой, при желании, можно было проломить голову. Если бы у призрака была голова.
Но все было намного проще - приблизившись, фары осветили… негра, идущего по дороге, чья темная кожа растворялась в темноте.
Автор - Олег Врайтов.
Свежие комментарии