Спуститься к вечернему чаю Василиса отказалась. Окно светлицы она закрыла и задернула занавесками, а дверь подперла изнутри лавкой. Кащей принес ей пучок наструганных лучинок, но Василиса не пожелала открыть ему дверь. Кащей оставил лучины у порога, однако стоило ему отойти на несколько шагов, как Василиса распахнула дверь и метнула лучины прямо ему в спину.
— У-у, узурпатор чахлый! — крикнула она и снова с грохотом захлопнула дверь. Кащей вздохнул, собрал лучины и снова положил их к порогу. Потом спустился по лестнице вниз, в комнату.
— Злится? — спросил Кот-Баюн.
Кащей кивнул.
— И чего тебе неймется, — сказал Кот.
Кот лежал на печи, свесив тяжелую морду вниз и полуприкрыв глаза. Он только что поужинал еще раз кусочком говядины на косточке, добытым из горшка с кашей, и теперь отчаянно боролся с сытостью.
— Ты ж немолодой уже, — сказал Кот. — А все с девками играешь.
— Положено мне так, — буркнул Кащей. — Я же Кащей.
Кот негромко рассмеялся.
— И вообще, — сказал Кащей. — Что хочу, то и делаю. Тебе-то что?..
Он взобрался на печь, укрылся пестрым лоскутным одеялом.
— Подвинься, — сказал он Коту. — Ишь, разлегся как барин.
Кот-Баюн зевнул и сел на печи.
— А я, пожалуй, пойду поохочусь, — сказал он и спрыгнул вниз. — Дверь открой мне.
Кащей выругался.
— Не мог раньше сказать, порося усатая? — ворчал он, снова спускаясь с печи. — Иди, гоняй своих мышей.
Кот ушел на улицу, а Кащей снова залез на печь. Некоторое время он лежал, размышляя и прислушиваясь к шорохам и скрипам, доносившимся сверху, из Василисиной светлицы, и к другим шорохам, из погреба, где Кот-Баюн выслеживал и ловил мышей. Потом он уснул беспокойным сном. Ему снилась Василиса. Во сне она гонялась за ним с коромыслом, бранила его за что-то и швырялась ведрами. Вздрогнув, он проснулся на самом краю печи, скомканное одеяло свалилось на пол, а печь давно остыла. Кащей зябко поежился.
За окошком было еще темно, первые лучики солнца только-только начинали подниматься над черным лесом. Кащей спрыгнул с печи вниз, спать ему больше не хотелось. Он сходил на улицу, принес с реки ведро воды и умылся. Потом набрал дров, вернулся в дом и неторопливо развел в печи огонь. Во дворе ему послышался какой-то шум, он вышел на крыльцо и обнаружил там старую толстую кикимору с крынкой в руках. Кикимора собиралась оставить крынку на лавке у крыльца, но, завидев Кащея, улыбнулась ему во все четыре зуба.
— Доброго утра, батюшко! — приветствовала она Кащея. Голос у нее был зычный, и она сильно «окала». — Чегось не спится в такую рань?
— Тихо ты! — шикнул он на кикимору. — Дом разбудишь.
Кикимора покачала головой.
— Опять девку привел? — понимающе спросила кикимора и хитро подмигнула. — Ой, бабни-ик!..
— Тихо, говорят тебе! — снова зашипел Кащей.
— Что за девка-то? — снизила голос кикимора. — Хороша ль?
— Все та же, — буркнул Кащей. — Не твоего ума дело, старая.
Лицо у кикиморы вытянулось, она неодобрительно посмотрела на Кащея.
— Опять Василиска? Тьфу! — в сердцах плюнула она. — Девки, что ль, на Руси перевелись? Аль свет на ней клином сошелся?.. Ты бы вон лучше на Черную речку сходил, там, по слухам, русалка новая, ох, хороша…
— Отстань, — проворчал Кащей. — Давай сюда крынку, да иди. Я тебе за молоко деньги плачу, а не за советы.
Кикимора опять покачала головой и сунула ему в руки крынку.
— Я же как лучше хочу, — сказала она. — На тебе твоё молоко. Завтра-то нести тебе, али как?
— Побольше принеси, — сказал Кащей.
— Хоть всю корову принесу, коли надо, — сказала кикимора и побрела к воротам.
— Федотовна! — окликнул ее Кащей.
— Чего?
— Не серчай! — попросил Кащей. — Я не со зла.
Кикимора отмахнулась от него.
— Ничего, — сказала она. — Живи, как знаешь, батюшко. Будь здоров.
— И ты будь здорова, Федотовна, — ответил Кащей.
Он вернулся в дом, перелил часть молока из крынки в чистый чугунок, отмерил туда же овсяной крупы из полотняного мешочка и засунул чугунок в печь. Остаток молока в крынке он прикрыл тряпицей и унес в прохладные сени, чтоб молоко не скисло. Потом поставил греться самовар. Пока каша томилась в печи, Кащей принялся чинить старую рыболовную сеть.
Вернулся Кот-Баюн, зацарапал дверь когтями, просясь внутрь. Кащей впустил его.
— М-м-м, пахнет вкусно, — сказал Кот. — Кашу не спалишь? Судя по запаху, готова.
Кащей бросился к печи, схватился за заслонку, обжег пальцы. Бранясь, подул себе на ладонь, потом взял тряпку и отодвинул заслонку в сторону. Из отверстия печи горячо запахло овсянкой.
— Скорее давай, — поторопил его Кот.
Кащей с кряхтением поднял чугунок на ухват, перенес его на стол, посолил, потом нарезал на ломти краюху хлеба.
— А Василиса где? — полюбопытствовал Кот.
— Спит, должно быть, — сказал Кащей. — Не выходила еще.
— Выйдет, — пообещал Кот.
Кащей пожал плечами. Он заварил в маленьком жестяном чайнике чай, бросил туда же несколько сушеных смородиновых листочков.
— Да кто ее знает. Очень уж осерчала, — сказал он.
Кот усмехнулся в усы.
— Конечно, выйдет. Как проснется, так первым делом на двор и выйдет, — сказал он. — Если понимаешь, о чем я.
Кот оказался прав. Не прошло и нескольких минут, как по лестнице сверху спустилась заспанная Василиса.
— С добрым утром, — сказал Кащей. — Кушать пожалуй, Василисушка.
Василиса окинула Кащея и Кота надменным взглядом, хмыкнула, и не говоря ни слова вышла за двери.
— Сердится, — заключил Кащей.
— Раскладывай кашу, — сказал Кот. — Есть охота, сил нет.
Кащей разложил кашу в три тарелки, бросил в каждую по кусочку масла. Одну из тарелок он опустил на лавку, и Кот сразу принялся дуть в нее.
— Как твоя-то? — спросил Кащей. Сам он к каше не притронулся — ждал, когда придет к завтраку Василиса.
— Дуется еще, — ответил Кот. — Принес ей мышей десятка полтора, да еще крысенка. Вот такой букет, — показал он лапами.
— А она что?
— Спросила, я к ней к первой с утра приперся, или сначала всех окрестных кошек обошел, — сказал Кот.
— Вот кошкина дочь! — сказал Кащей, хлопая себя рукой по колену.
— Это точно, вся в мамашу, — подтвердил Кот.
На улице послышался плеск и громкое фырканье. Василиса умывалась холодной водой из ведра.
— А крысенок здоровый был, — перевел разговор Кот. — У тебя там крысиное гнездо.
Кащей не ответил. Разговаривать о крысах ему не хотелось. Он налил в кружки чаю для себя и Василисы, выставил на стол сахарницу.
Открылась дверь, вошла Василиса. Секунду помедлила, решая, продолжать ли ей сердиться на всех и снова запереться в светлице, или сначала позавтракать, потом голод победил. Василиса молча уселась за стол, взяла расписную деревянную ложку.
— Кушай, Василисушка, — сказал Кащей. — На здоровьечко.
Пока Василиса ела, Кащей одобрительно смотрел на нее, сам он съел всего две или три ложки.
— А может, покататься съездим? — добродушно предложил Кащей. — Коня волшебного возьмем, он нас вмиг домчит, куда хочешь. Хочешь, Василисушка, горы посмотреть с высоты?
Василиса уронила ложку на стол.
— Домой отвези, — сердито сказала она. — Еще и спасибо скажу.
Кащей потупился.
— Всё, сытая, — сказала Василиса, отодвигая тарелку. — Можешь ехать, куда хочешь, я тебя не держу. Хоть насовсем уезжай. А мне твои горы даром не надо.
Она встала из-за стола.
— Погулять сходи, — сказал Кащей. — Солнце сегодня, хорошо.
Василиса фыркнула.
— Нет уж, — отозвалась она. — Я в заточении, между прочим.
Поднимаясь по лестнице в свою светлицу, она обернулась и показала Кащею язык.
— Ну и занозу ты себе нашел, — сказал Кот-Баюн.
Он уже начисто вылизал свою тарелку и теперь сидел на лавке, полуприкрыв глаза и умываясь лапой.
— На себя посмотри, — сердито отмахнулся от него Кащей. Он снова достал из-под лавки сеть и костяной челнок с накрученной на него нитью, и принялся чинить порванные ячейки сети.
— Я-то что, — сказал Кот. — А вот что ты будешь делать, ежели этот ее царевич за ней не приедет?
— Как это — не приедет? — удивился Кащей.
— А вот так, — лениво ответил Кот. — Я бы, положим, еще подумал, ехать за ней, или не ехать. Этакую украдут, и не знаешь, то ли за ней кинуться, то ли пирушку на радостях закатить.
Кащей покачал головой.
— Приедет, — негромко сказал он. — Приедет, чтоб ему пусто было.
Кот пристально поглядел на него.
— Ну, а все-таки? — спросил он. — Вот возьмет, и не приедет?
Кащей сердито швырнул челнок на лавку.
— Что ты заладил всё одно: не приедет, не приедет? Ну и пусть не приедет, сам себе дурень. Мне-то что за дело? Был бы он мне тут нужен — я б его и крал.
Он снова подобрал челнок, продел его в ячейку сети.
— Узелок из-за тебя испортил, — проворчал он. — Болтаешь под руку. Сеть кривая выйдет…
Кот покачал рыжей башкой.
— Понятно, — сказал он. — Седина в бороду…
— Ничего тебе не понятно! — рявкнул Кащей. — И хватит об этом! Я — Кащей, мне полагается девок красть. А им, царевичам этим, полагается вызволять. Традиция такая, ясно тебе? Нечего выдумывать всякое, чего нет!
В такт словам он стучал костлявым кулаком по краю стола, так что чугунок с остатками каши подпрыгивал на месте, а одна из ложек свалилась под лавку. Кащей полез поднимать ложку и стукнулся головой о стол.
— Ах, чтоб тебя! — выругался он и добавил, свирепо глянув на Кота: — Видишь, чего натворил?
Кот вздохнул.
— Да что я тебя учу? — сказал он. — Пойду, посплю лучше. Устал за ночь.
Он спрыгнул с лавки и вышел в неплотно закрытую дверь, потом из сеней послышался его голос:
— Это тут у тебя молоко, в горшке?
— Не тронь! — прикрикнул Кащей. — Это Василисе.
На всякий случай он решил проверить — не слопает ли Кот молоко, поднялся с лавки, вышел в сени. Кота уже не было, а молоко стояло нетронутым. Кащей проворчал:
— Ох, мошенник, — и вернулся в дом. Хотел было снова взяться за сеть, но передумал и вместо этого достал из ларя золотое заморское яблоко, поднялся по лестнице к дверям Василисиной светлицы и негромко постучался. Василиса не отвечала, тогда он постучал сильнее.
— Ну, чего тебе? — донесся недовольный голос Василисы.
— Да вот, — робко сказал Кащей. — Яблочко принес. Угостись…
Василиса распахнула дверь. Кащей протянул ей яблоко.
— А ну, зайди! — потребовала она.
Кащей вошел. Василиса взяла у него яблоко, уселась на лавку, впилась ногтями в золотую яблочную шкурку. Кащей остался стоять посреди светлицы.
— Ты меня за цветы прости, — виновато сказал он. — Я ведь это, поливал… В последние дни только забегался, вот и забыл. Дел-то невпроворот было. Баюн, опять же, жить попросился…
Оправдания звучали жалко, Кащей еще больше смутился, замолчал и уставился в пол.
— Дел невпроворот! — передразнила Василиса. — Уж конечно, девку украсть — это сколько ж забот, не до цветника!
Кащей покраснел.
— Ладно уж, — сжалилась над ним Василиса. — За цветы прощаю.
Кащей кивнул.
— Ты вот лучше скажи, чего вы там с Котом не поделили? — спросила Василиса. — Чего расшумелись?
— Да так, ничего, — соврал Кащей. — Молоко сожрать хотел, а я не позволил… А ты, может, молочка попьешь?
— Домой приеду — первым делом попью, — пообещала Василиса. — Ты мне зубы не заговаривай. Ты меня для чего украл, чтоб молоком напоить?
Кащей отвел глаза в сторону, ему было стыдно.
— Положено так, — пробурчал он под нос.
— Вот зарядил, как попугайская птица! — рассердилась Василиса. — Признавайся давай, о чем вы сейчас спорили! Что тебе Кот сказал?
— Ничего, — соврал Кащей.
— Врешь, — определила Василиса. — Я же по глазам вижу, когда ты врешь! И Кот туда же, недоговаривает чего-то. На что он вчера намекал, а?
— Да не слушай ты Кота! — нахмурился Кащей. — Он всякую чушь несет, а ты слушаешь. Оттого его и Баюном прозвали, что болтает без умолку, баять-то он горазд, да и врет — что песни поет.
Василиса отложила недочищенное яблочко на подоконник и отвернулась от Кащея.
— Уйди, — попросила она. — Уйди с глаз моих. Видеть вас обоих не желаю.
Кащей вздохнул и вышел, притворив за собою дверь.
(Окончание следует)
(с)Алексей Березин
Свежие комментарии