Очередная история из воспоминаний бывшего следователя сельской прокуратуры носит незамысловатое название, которое как минимум на половину раскрывает её содержание. Да, речь в ней пойдет о преступниках-инвалидах. Катализатором для данных воспоминаний послужила некоторая недавняя новость, разбирать которую я смысла не вижу, а вот поделиться своими воспоминаниями из области работы с обвиняемыми-инвалидами могу.
Первая история случилась в канун очередного юбилея Победы. Жила в одной из деревень нашего района бабушка — ветеран войны, зенитчица, с боевыми и трудовыми наградами, но, к сожалению, в последние годы практически обездвиженная на почве какой-то болезни. Понятное дело — почтенный возраст и особенно перенесенные в молодые годы лишения рано или поздно дают о себе знать. И был у этой бабушки дед. Обычный такой дед, но почему-то не фронтовик. Как так получилось — не вдавался в подробности, если честно. После выхода на заслуженную пенсию у деда особенно усилилось увлечение одним хобби, а именно употребление внутрь недорогих, но крепких спиртных напитков. А поскольку пенсия у бабушки в связи с её заслугами была вполне приличная, то на хобби деду хватало вполне. Бабушка, конечно, это его увлечение не поддерживала, хотя и выпивала с ним понемногу, поскольку ей резонно было жалко пропитых дедом денег, да и ухода за ней по причине дедовского пьянства особого не было.
И вот в один из дней дед сбегал до лабаза, принес бутылочку какой-то гамыры, и стал её неспешно испивать, в полуха слушая бабкины причитания по поводу вреда пьянства с точки зрения экономики и здравоохранения отдельно взятой российской семьи. Причитания эти дед слышал регулярно, поэтому не реагировал на них вообще. Но, как позже выяснилось, совершенно зря. В один момент бабушка изловчилась, тоnянулась до стола, который стоял не сильно далеко от кровати, на которой она лежала, схватила расположенный на краю стола кухонный нож и что есть силы воткнула его в спину сидевшему на стуле к ней задом деду. Потом несколько часов она ждала, пока не зайдут соседи, и уже им все рассказала, попросив вызвать милицию.
Приехавшей следственно-оперативной группе бабушка тоже рассказала все, как было, ничуть не скрывая того, что убийство деда совершила именно она. По факту убийства возбудили уголовное дело, расследовать по которому было особо-то и нечего, поскольку все было ясно и очевидно. Бабушке избрали меру пресечения в виде подписки о невыезде, которую она, понятное дело, ни разу не нарушила.
Буквально через два месяца уголовное дело ушло в суд и уже там остро встал вопрос, как это дело рассматривать по существу. Проблема была в технической стороне вопроса — кто будет доставлять обездвиженную бабушку в суд, какими силами, кто будет возвращать её на место и так далее и тому подобное. Решилось всё в итоге очень просто: заместитель председателя районного суда сказал, что лично рассмотрит это дело в выездном судебном заседании. С этой целью он сам, секретарь судебного заседания и помощник прокурора сели на «Волгу» председателя суда и приехали в ту деревню к бабке домой. Судебное заседание проходило в той самой комнате, где лежала бабушка, то есть практически на месте преступления. Причем формализм был соблюден до такой степени, что зампредседателя суда даже отдельно разрешил бабушке лежать при поступлении команды секретаря «Встать, суд идет!». Так что дело рассмотрели быстро, бабушку признали виновной в совершении убийства и назначили ей наказание «ниже низшего», да и вообще условное с испытательным сроком на один год.
Кстати, следователь, который направлял в суд это уголовное дело, наверняка тоже читает эту историю, поэтому, пользуясь случаем, передаю Андрею привет от напарника.
Другое уголовное дело расследовал уже я сам, и оно было намного сложнее. Опять же в середине 90-х годов на территории нашего сельского района произошло убийство. Убили пациента туберкулезной больнички. Прямо в палате самой больницы. Туббольничка эта представляла собой несколько одноэтажных деревянных бараков, расположенных в паре километров от одного села, в сосновом лесу.
Для тех, кто не в теме, объясняю: пациентами таких туберкулезных больниц практически на сто процентов являются различные деклассированные элементы, либо сидельцы с многолетним стажем, но без особых средств к существованию, либо деклассированные элементы из числа сидельцев с большим стажем (вариантов много, но суть их ясна). Недаром туберкулез называют болезнью солдат и заключенных. Хотя я и сам в свое время переболел туберкулезом (быстрее всего, подцепил где-то от благодарных клиентов на тюрьме), но вышеприведенная мысль представляется мне верной. В общем, контингент собрался там еще тот, и этот контингент усиленно лечился, в основном забухивая все, что горит, но под чутким наблюдением медицинского персонала.
Убиенный (назовем его Петропавлов) тоже в прошлом был сидельцем по каким-то «бакланкам» (за хулиганство сидел, чтобы всем было понятно), но давно угомонился, хотя и не утратил некоторых гопнических замашек несмотря на пятьдесят с хвостиком лет. В частности, он постоянно подкалывал своего сокамерника, то есть сопалатника, по фамилии Борисоглебов.
Этот Борисоглебов был человеком замечательной судьбы, во всяком случае, он себя таким рисовал. Лет ему тоже было далеко за пятьдесят, и у него не было обеих ног, ампутированных по середину бедер. По сведениям ИЦ (информационного центра УВД), Борисоглебов сначала сидел по статье 103 УК РСФСР (умышленное убийство) восемь лет, потом раза четыре за кражи по статьям 144 и 89, каждый раз года по три-четыре. О причине отсутствия у него ног Борислоглебов рассказывал мне, что на предпоследнем сроку он, работая на лесоповале, повредил бревном одну ногу, долго лежал на морозе, пока его не доперли до больнички, в результате обморозил обе ноги, началась гангрена и по концовке ему оттяпали обе ноги выше колен.
Так это было или нет — сказать трудно, я этот вопрос специально не выяснял, поскольку он не входил в предмет доказывания. Да и говорил он много, особо упирая на то, что в первый раз присел за убийство тещи, причем с таким видом, как будто это был как минимум подвиг. Хотя кто его знает, что там была за теща... Но сейчас не не об этом, а о том, что на последний свой срок за кражошку Борислоглебов заехал уже без обеих ног.
В придачу к тому, что он был безногий, у него был диабет, а также туберкулез в последней стадии. Короче, в народе таких называют «полчеловека». Однако по манере поведения он был достаточно дерзкий и на приблатненной волне, так что если закрыть глаза и слушать его не глядя, то о его инвалидности можно было запросто и не догадаться.
Как я уже упомянул, у Борислоглебова с Петропавловым сложились крайне неприязненные отношения. Вот и в тот самый вечер, когда обитатели палаты раскружили на пятерых два пузырька «палёнки» по 0,5, главным развлечением собравшихся стал спор между Петропавловым и Борисоглебовым. Точнее, спором это было назвать трудно, они просто выясняли, кто именно из них является представителем самцов из подотряда куриных, то есть дискуссия носила преимущественно научно-орнитологический характер.
В итоге водка кончилась, и Борисоглебов сказал Петропавлову, что тот еще пожалеет о своих словах, поскольку в истинно интеллигентных кругах именование оппонента «петухом» никому и никогда не прощается. После этого все участники брифинга потянулись в холл (если можно так выразиться) барака, где стоял телевизор, по которому начинался какой-то сериал. А Петропавлов сказал, что эту муть сериальную он смотреть не будет, и лег спать в своей койке.
Минут через сорок один из обитателей третьей палаты пошел в свою тумбочку за сигаретами, но вернулся очень быстро с криками «Петропавлова замочили!». Все пациенты и персонал в виде медсестры ломанулись в палату и увидели, что Петропавлов лежит на своей постели в положении на спине, но с нехарактерным предметом между ребер левой части груди — ножом.
Вызвали из соседнего барака дежурного врача, тот пришел, посмотрел трупа и снова ушел звонить в милицию. Тем временем медсестра занялась привычным для неё ритуалом приготовления отошедшего в мир иной пациента к похоронным процедурам, то есть сняла с него все казенное белье, чтобы не нарушать отчетности, вытащила из груди нож и тщательно его вымыла, поскольку имущество больницы не должно находиться в грязном виде, а также обтерла влажной тряпкой потеки крови с груди трупа Петропавлова. Короче, методично и у всех на глазах уничтожила все улики, лошадь педальная.
Кто, когда и в какой последовательности заходил во время просмотра телевизора в третью палату и выходил, установить не представлялось возможным, поскольку решительно все пациенты говорили, что не следили за этим, и подробностей не помнят. Тот же Борисоглебов говорил, что он на своей коляске выкатился из палаты вместе со всеми, и приехал туда уже после обнаружения трупа.
Вот в таком виде мне досталось это уголовное дело. С целью установления истины я решился провести одно невиданное в наших краях следственное действие - следственный эксперимент с большим количеством участников. Второй раз на такой подвиг я решился еще только однажды (кстати, еще раз привет моему тогдашнему напарнику Андрею, это было по его делу, когда мелкие бандиты на пляже битами забили одного мужика насмерть, а второго оставили инвалидом), и больше такого желания у меня не возникало.
Смысл следственного эксперимента сводился к следующему: Все, кто был в момент происшествия в наличии в том бараке, то есть больничном корпусе, были собраны в холле у телевизора. К телеку подцепили видеомагнитофон и включили ту самую серию фильма, которая шла тем вечером. Участникам эксперимента (а их всего было где-то пятнадцать человек, включая медсестру) было предложено занять места согласно тем позициям, которые они занимали в тот вечер, и если имелись противоречия, то они сразу устранялись путем получения пояснений с занесением их в протокол.
Должен сказать, что все это вышло очень хлопотно, хотя участники эксперимента в основном подобрались люди культурные, обращавшиеся ко мне исключительно по старинной традиции «гражданин следователь». Тем не менее, когда Борислоглебов занял на коляске место перед одним из пациентов, тот тут же заявил, что Борисоглебова в тот вечер тут не сидело, поскольку в таком случае он бы загораживал ему экран. Борислоглебов откатился к другому месту, но и там заявили, что его тут не было.
В конце концов выяснилось, что он установил в тот вечер свою коляску перед стулом, на котором сидел обитатель первой палаты, который, в свою очередь, сказал, что он посмотрел фильм минут десять, и потом пошел покурить. Причем на момент его ухода Борисоглебова еще не было. Выходило, что Борислоглебов был единственный, кто прикатил из палаты к телевизору позже всех, то есть оставался последним в палате наедине с убиенным в течение как минимум десяти минут.
Сам Борислоглебов свою вину отрицал. Но делал он это так, что всем сразу становилось понятно, что это он замочил Петропавлова. Потому что он с ухмылкой заявлял без протокола: «А вы докажите, у вас доказательств-то нету, эта клюшка-медсестра ножик вымыла, всё, нету у вас доказа!», и все в таком духе. Было понятно, что в силу имеющегося криминального опыта он прекрасно понимал перспективы доказывания.
А с ними у нас было весьма негусто. Точнее имелось только: личная неприязнь с потерпевшим, ссора в вечер убийства с обещанием поквитаться, да следственный эксперимент свидетельствующий максимум о том, что Борисоглебов покинул палату минут на десять позже всех. Поэтому, несмотря на внутреннюю убежденность в том, кто является убийцей, предъявлять ему обвинение я не спешил.
Но где-то через месяц меня и исполняющего обязанности прокурора района вызвал в областную прокуратуру начальник следственного управления (была тогда такая должность), который, не позволив нам даже присесть, стал выговаривать, что мы — не прокурорские работники, а мальчишки и слюнтяи, добыли достаточно доказательств на убийцу, но боимся пойти на риск и все в таком духе. Мы пытались возражать, но нам было четко дано понять, что доказательств достаточно, и что убийца, тем более совершивший такое преступление повторно, не должен разгуливать на свободе, то есть его нужно арестовать.
Тут нужно сделать необходимое пояснение: В Уголовном кодексе РСФСР образца 1960 года имелась статья 102, в которой был пункт «и» - то есть умышленное убийство, совершенное лицом, ранее совершившим умышленное убийство. Наказание там предусматривалось двух видов — от восьми до пятнадцати лет лишения свободы, либо смертная казнь. Короче говоря, поскольку Борислоглебов был ранее судим за убийство, ему корячилась областная подсудность со всеми вытекающими.
Но тогда нам хотелось убедить руководство, что мы не мальчишки, поэтому вернувшись к себе в районную прокуратуру, я изготовил постановление о привлечении Борислоглебова в качестве обвиняемого по статье 102 пункту «и» УК РСФСР, а также постановление об избрании в отношении него меры пресечения виде заключения под стражу, которое и.о. прокурора района тут же утвердил. Исполнять постановление поехал конвой с РОВД, который худо-бедно погрузил Борислоглебова в УАЗик и оттартал до СИЗО вместе с коляской.
Уже потом парни из оперчасти СИЗО со смехом показывали мне документ из личного дела Борисоглебова, в котором он давал подписку о предупреждении наступления уголовной ответственности за побег. Но мне было не до смеха, дело нужно было направлять в суд. На следственные действия в следственный кабинет Борисоглебова таскали двое из «хозбанды», но он сам почему-то не падал духом и все так же с усмешкой говорил, что ничего у нас не получится, и доказательств нету.
Тем не менее, было составлено обвинительное заключение, которое утвердил заместитель прокурора области (дело-то, напомню,было областной подсудности). Дело ушло в суд и было назначено к слушанию.
Однако суд не состоялся, потому что Борислоглебов скончался в камере СИЗО от туберкулеза. Поэтому уголовное дело в отношении него было прекращено судом за смертью.
Наверное, многие скажут (или подумают), что я загнобил ни в чем не повинного человека до смерти и все такое прочее. Но я до сих пор убежден в его виновности, хотя как бы расценил мою убежденность суд на основе имеющихся доказательств — это большой вопрос.
Вот такие две неравнозначные истории вспомнились мне про обвиняемых-инвалидов.
(с) yulianovsemen
Свежие комментарии