Торжественное заседание

 

Заседание намечалось таким продолжительным, что выспаться успеют все. Будет ли оно скучным, как большинство из ему подобных, вряд–ли кто–то смог бы сказать, как в пользу этого утверждения, так и супротив этой пользы.

 

Самое главное, заседание торжественное, и это только на пользу присутствующим. Никто с трибуны  истошным голосом не орёт, не призывает Высшие силы и вышестоящих начальников покарать разгильдяев трудовой дисциплины, головотяпов, пьяниц, прогульщиков, а заодно и всех тех, кто мешает строительству светлого будущего. Причём, обычно в подобных случаях так оно и есть, призывает покарать немедленно, прямо тут, в зале. Ну а если же кара виновных не постигнет, грозится вызвать милицию.

 

Но сегодня, слава Богу, ничего такого повесткой дня предусмотрено не было, а значит, и не должно было произойти. Собравшиеся дружно внимали очередному докладчику. Никто не перебивал выступающего, не вскакивал с места и не задавал каверзных вопросов, ну разве что иногда всхрапывал чуть громче, нежели чем предусмотрено протоколом в подобных случаях. Но, к таким проявлениям заинтересованности к докладу, если хотите, присутствующие относились с пониманием и трагедии из этого не делали.

 

Хуже всех приходилось докладчикам. Тут момент надо тонко чувствовать, дабы не проспать свою очередь идти к трибуне и оттуда, говоря обо всём и ни о чём, не нарушать мирную и торжественную обстановку, происходящую в зале.

 

Недаром рационализаторское движение зародилось и расцвело именно в нашей стране. Назначенные и потенциальные докладчики, без сомнения, все были рационализаторами, потому что быстро сообразили, как оптимизировать процесс до такой степени, чтобы никто не пострадал: ни в президиуме, ни в зале. Решение было до гениальности простым, а потому жизнеспособным. Все предстоящие докладчики, ещё в фойе, перед началом заседания, сбились в кучку и так, кучкой, держались. Переместившись в зал, эта кучка не распалась и не развалилась на составляющие, а уселась в одном месте, тоже кучкой, вернее, в один ряд.

 

Когда заседание началось и после вступительной, а заодно и приветственной речи председательствующего, к трибуне вышел первый докладчик, его последователи вздохнули с облегчением и занялись своими делами.

 

Читать книги вообще, да ещё  на торжественных собраниях, вредно для здоровья, поэтому их никто и не читал. С газетами, тоже маленькое неудобство получается, уж больно она большая, эта газета, издалека видно. Дело не в том, что товарищи из президиума обратят на неё и на читающего внимание: вызовут, побеседуют и сделают соответствующие организационные выводы. Дело в том, что всеобщая картина заседания, тем более торжественного, должна быть по своей структуре однородной и говорить о том, что все присутствующие, без исключения, согласны с достигнутыми успехами, поддерживают их и хотят ещё.

 

Поэтому, занятий для присутствовавших,  которые хоть и не поощряются, но и не порицаются, было немного: подумать, например, на производственные темы или же о тех достижениях, которые предстоит достигнуть в ближайшем будущем, в основном, с закрытыми глазами.

 

Так вот, когда первый докладчик приступил к своему докладу, остальные, все те, которых счастье читать доклад ждало не где–то там, за горами, а прямо здесь, со спокойной совестью, начинали заниматься своими делами: думать о производстве и об успехах на нем, а проще говоря, спать и дремать. Но рационализация на то и существует, чтобы быть и применяться в жизни, как в производственной, так и в общественной.

 

Своими делами не занимался только один из предстоящих докладчиков, тот, которому предстояло выступать и докладывать следующим. Он старательно таращил глаза на президиум и на докладчика, прикидывал, хватит ли для него в графине воды, или этот мерзавец всё выпьет, ну и так далее. Короче, тоже был занят делом, только делом, непосредственно относящимся к производству.

 

Когда предыдущий докладчик, пожелав присутствующим новый трудовых успехов и счастья в личной жизни под аплодисменты, которые в протоколе заседания будут обозначены как бурные и продолжительные, покидал сцену, следующий докладчик толкал локтём того, которому был черед выступать за ним и тем самым как бы  передавал дежурство по докладующим.

 

Вот она и вся рационализация – ничего сложного. А кто вам сказал, что рационализация должна быть обязательно сложной и трудноприменимой к реальной жизни? Если кто–то так и говорит, то без сомнения, льёт воду на чью–то мельницу, известно на чью. Так что, повнимательнее товарищи, бдительность, она всегда должна впереди всего прочего быть.

 

Хуже всего было тем, кто находился в президиуме. Дело в том, что там, в президиуме, особо на производственные темы не подумаешь и не предашься возвышенным мечтаниям об будущих успехах и достижениях с закрытыми глазами.

 

Уж как с ними не борются, чуть ли дустом не посыпают, а они всё есть и есть, и никуда не деваются. Наверное догадались, что речь сейчас идёт, о всяких разных нигилистах и прочих отщепенцах общества.

 

Они, отщепенцы эти, во время заседания, даже торжественного, о производстве и о нынешних и грядущих достижениях нисколечко не думают, а таращат свои бесстыжие глаза на присутствующих, в основном на президиум. Все подмечают и замечают, а потом, самое обидное и недопустимое, в рабочее время, всё вывернув шиворот навыворот, другим пересказывают, причём всем подряд. И за руку их не поймаешь, пробовали. Только ты его цап, за руку, во время, так сказать, гнусного и беспочвенного обличения, он такие правильные слова и предложения начинает говорить, что в пору от зависти удавиться. А все потому, что уж очень хотят эти отщепенцы место в президиуме занять, прямо из кожи вон лезут, как хотят, вот и ведут себя таким неподобающим и наглым образом. Поэтому приходится терпеть их, отщепенцев и нигилистов этих, пока терпеть. Не придумали ещё против них оружия действенного и эффективного, такого, чтобы одним махом и туда, сами понимаете куда.

 

Правда, есть ещё отщепенцы и нигилисты, но они другие и можно сказать что безобидные. Они тоже, и тоже в рабочее время, говорят обличительные слова, критикуют одним словом. Но с ними гораздо проще. Если их схватить за руку и призвать к ответу, то никаких правильных слов они говорить не начинают, наверное потому, что не знают их, а продолжают свою глупую критику, основанную на сплошной фантастике и совершенном незнании жизни как таковой. Ну и конечно на собрания, всякие разные, они не ходят, хотя их и приглашают.

 

Но, недаром президиум  называется так. В нём, в президиуме, да ещё в таком, чтобы всем видно было, собраны только самые лучшие из лучших, другим там места нет и не предвидится.

 

И тем не менее, раз уж нельзя думать о производстве и об успехах на нём, а заниматься чем–то надо, члены президиума тоже применили рационализацию. Во время, почитай, любого заседания, они, разбившись на пары, кстати, только в силу этого в президиумах всегда чётное количество его членов, играли в слова или в крестики–нолики, кому что больше нравится.

 

Со стороны это выглядело, как будто члены президиума между собой мнениями обмениваются. А поскольку мешать докладчику непозволительно, всю заседательную торжественность порушить можно, делали это якобы посредством записок. А что? Выглядит это в высшей степени, одним словом, не прикопаешься. Что же до присутствующих в зале, так им всё равно, чем в президиуме занимаются, у самих дел невпроворот. Даже те, которые нигилисты, которые тоже хотят в крестики–нолики играть, даже они ничего не могли поделать. Так что, картина и структура торжественного заседания была идеальной по своей природе, проверенной временем, а потому незыблемой.

 

Но, и это к сожалению, в мире, существуют силы, неподвластные никакому, даже самому торжественному заседанию, и всему тому, что с ним связано. Человечество назвало такие силы стихийными, потому что никто не знает, когда они появятся, что из себя будут представлять, и что, в результате, натворят. На любом производстве такие силы тоже присутствуют. Все о них знают, мало того, даже знают как их зовут и каких дел они могут натворить. Однако, как и в случае с планетой Земля, ничего поделать с ними не могут, потому что, как и на планетарном уровне, они для чего–то нужны.

 

***

 

Дверь в актовый зал открылась, причём открылись сразу две её створки и торжественность торжественного заседания была нарушена самым возмутительным образом. Сначала присутствовавшие услышали бряцанье ведра, не иначе как оцинкованное, дружно подумали торжественно собравшиеся, потом стук швабры, а потом:

– Вы чё здесь делаете?! Освободите помещение, мне полы мыть надо! – хоть заседавших было много, а уборщица была в единственном числе, силовой перевес, похоже, был на её стороне.

– Простите, что вам надо? – председательствующему оставалось вписать всего лишь одно слово и он в третий раз победил бы, а тут такое. – Не видите, у нас заседание! Закройте дверь пожалуйста, не мешайте. После помоете.

– Это как так после? – ведро громыхнуло ещё раз, а швабра, похоже была с ведром заодно тоже, только не громыхнула, а стукнула. – Это вам тут делать нечего, а мне работать надо!

– Кто такая? – шёпотом обратился председательствующий к сидящему справа от него члену президиума, заодно, начальнику отдела кадров.

– Уборщица местная, Ниной Кирилловной, кажется зовут. – ответил тот.

– Завтра же уволить! – прошипел председательствующий.

– Завтра не получится, суббота завтра. – начальник отдела кадров на глазах стал превращаться в нигилиста. – Опять же, зарплата у них маленькая, другую уборщицу не сразу–то и найдёшь. Покуда искать будем, грязью все зарастём.

– Как вас там, Нина Кирилловна… – председательствующий, он же самый главный на этом производстве, не иначе как неуверенно чувствовал себя за пределами своего директорского кабинета. В зале отсутствовали стены его кабинета, которые ему всегда помогали своим присутствием. Поэтому директор пошёл чуть ли не на должностное преступление, решил  уладить дело миром. – Мы проводим торжественное заседание. Вы должны понимать насколько это важное мероприятие для всех нас. Поэтому, прошу вас, подождите пока мы закончим. Сделайте уборку на других объектах. У вас же их несколько?

 

– Объектов этих, как ты говоришь, у меня несколько, вот только зарплата одна. – не сдавалась Нина Кирилловна. – У тебя есть план и распорядок? Вот и у меня он есть. Мне здесь сейчас убираться надо, а там, после уберусь. Освобождайте помещение, дармоеды!

– Нина Кирилловна, – в дело вступила более привычная к полевым условиям, а потому более жизнеспособная часть президиума, начальник отдела кадров. – не нарушайте трудовую дисциплину, закройте дверь с той стороны, а то я буду вынужден принять меры.

– А ты только и делаешь, что принимаешь меры! – ведро со шваброй в очередной раз громыхнули и стукнули. – Лучше бы грязь по помещениям разносить перестали, да окурки где ни попадя разбрасывать. Выходи, давай!

– Нина Кирилловна, – кадровика поддержал ещё один член президиума, главбух. – дайте нам закончить, пожалуйста, а мы вам за это премию выпишем.

Казалось бы, это был такой по своей сокрушительной силе аргумент, которым мог бы остановить любую силу, даже стихийную. Но не тут–то было.

– Я сюда работать пришла, а не премии получать! – наверняка, Нину Кирилловну было слышно даже на проходной. – Знаю я вашу премию! Копейку дадите, а на рубль упрёками замучаете. Сколько премии дашь?

– Десять рублей. – по привычке экономя, слегка замялся главбух. – Очень хорошая премия.

– Пятьдесят! – стукнула шваброй Нина Кирилловна. – Или освобождайте помещение, мне полы мыть надо.

Ситуация, несмотря на всю торжественность заседания, складывалась тупиковая. Такие деньги, да ещё в виде премии, да ещё уборщице, для главбуха были тем же самым, что Алмазный фонд в море утопить.

– Дай ты ей эти пятьдесят рублей, – то ли прошептал, то ли прошипел председательствующий директор. – не отвяжется же.

– Освобождайте помещение! – не унималась уборщица, Нина Кирилловна. – Мне работу доделывать надо и домой идти. У меня зять некромленный дома сидит. Если поздно приду, может не выдержать, напьётся, паразит.

 

Теперь всё встало на свои места. Оказывается, уборщица Нина Кирилловна была не только уборщицей, но и тёщей. Судя по её поведению, а также если принимать во внимание народные приметы, она, Нина Кирилловна эта, в первую очередь была тёщей, а потом уже уборщицей, ну а против таких оружия не существует, не придумали ещё и вряд–ли когда–нибудь придумают. Поэтому ничего не поделаешь, пришлось соглашаться.

 

– Ладно! – почти крикнул главбух. – Пятьдесят, так пятьдесят. Закройте пожалуйста двери.

– Так бы сразу, – пробурчала, Нина Кирилловна, но пробурчала так, чтобы слышали все собравшиеся. – а то сидят, дуракаваляньем занимаются, людям работать мешают. – Когда за премией приходить?

– В понедельник и приходите, я распоряжусь. – не иначе, чтобы придать словам главбуха значимости и бесповоротности случившегося, как печать поставил, сказал директор.

– В понедельник, так в понедельник. – Нина Кирилловна взяла свои орудия труда в виде ведра и швабры и направилась к дверям. – Только смотри, не обмани. – обернувшись сказала она.

– Не беспокойтесь, не обману. – с облегчением выдохнул директор.

Сначала громыхнуло ведро, затем стукнула швабра, а после всего этого, двери в зал, где проходило торжественное заседание, закрылись.

– Заседание продолжается! – торжественно объявил председательствующий.