Может ли Запад быть для России другом

Время единого Запада проходит, и на том географическом, политическом и культурном пространстве, которое он занимает, у России совершенно точно есть друзья…

Источник изображения: riafan.ru

Важную тему на уходящей неделе поднял Александр Буренков в «Россия не Европа», реагируя на одно из высказываний Александра Дугина в телешоу «Большая игра» 3 апреля.

Речь идёт вот об этих словах: «Если мы устоим, укрепимся, победим, усилим самих себя и будем открытыми для наших многополярных партнёров, Запад тоже станет нашим другом».

Соглашусь с Буренковым в том, что Запад как целое никогда не станет нашим другом – здесь Дугин, как минимум, поверхностно высказался. Не согласен, однако, и с чёрно-белым взглядом на Запад, особенно если рассматривать его по частям. Подход здесь должен быть конкретно-историческим и диалектическим. Запад всегда был противоречив, хотя и в разной степени, и сегодня при внешней видимости единства он противоречив, как никогда ранее. Поколеблено и размывается всё, в том числе и даже в первую очередь те самые коренящиеся в западной ветви христианства основы Запада, из которых, по Данилевскому, и вырос романо-германский культурно-исторический тип. Да и сам тип-то, согласитесь, уже невозможно называть романо-германским: романское и германское начало задавлены началом англосаксонским. А о нём Николай Яковлевич, помнится, ничего не говорил.

Запад никогда не станет нашим другом, это точно. Но время единого Запада проходит, и на том географическом, политическом и культурном пространстве, которое он занимает, у России совершенно точно есть друзья. Мы видим это хотя бы по тем западным европейцам, кто выражает сегодня желание переселиться в Россию и делает это. Число наших друзей в Европе, если мы выстоим в сегодняшней схватке с современными западными элитами, будет расти. Что же до «незападных цивилизаций», о которых пишет Буренков, то они всё более проникаются именно западными началами: возьмите, скажем, массированное проникновение в Китай, Корею, страны Юго-Восточной Азии именно католицизма и протестантизма!

В большей степени соглашусь с Дугиным, нежели с Буренковым, в том, что «недружественными для нас являются не народы Запада, а глобалистские элиты» и что «глобалистская элита – это далеко не весь Запад». А насчёт того, что народы можно настроить и удерживать в одном или другом духе, напомню положение в Западной Европе в период с 1917 и до конца 1930-х годов. Симпатии к Советской России постоянно росли, и дело тут было не только в умелой работе Коминтерна. Широкие народные массы в Европе объективно понимали, что Советский Союз – это государство и в их интересах, что его укрепление благотворно скажется на их социально-экономическом положении и их собственной антифашистской борьбе. Да, было гитлеровское общеевропейское нашествие, но были и немецкие коммунисты, югославские, греческие, итальянские, французские, норвежские партизаны-антифашисты, поляки и чехи, которые сражались с нацизмом плечом к плечу с Красной Армией.

Говорить, что Россия – это Европа, я бы не стал, но вот то, что Россия – «это и Европа», готов сказать. И нет в этом ни грана «европейничанья». Россия к Европе не сводится, это так, но отказываться от наших связей с Европой, от того общего, что у нас есть, значит самим уничтожать основы и рычаги той работы, которую в интересах России мы должны вести с Европой и в Европе.

Николай Данилевский, конечно, крупный мыслитель, он много сделал как родоначальник культурно-исторического (цивилизационного) подхода к истории и политике. Время, однако, идёт, мир меняется, поэтому сводить наше понимание происходящего вокруг и наших внешнеполитических и внутренних задач только к постулатам Данилевского значило бы всё упрощать не в плюс, а в минус. А вот развивать отечественную школу политической философии и геополитики, конечно, необходимо.

Михаил Демурин, ИА REX