После обеда Василиса взяла в руку калач и ушла гулять за ворота. Немного побродив по склону холма, спускавшегося к реке, она уселась прямо в траву. Солнце припекало, на небе не было ни облачка. Легкий ветер чуть шевелил траву и листья старых берез, торчавших там и сям на холме. У подножия холма тихонько журчала речка, а на противоположной ее стороне стояли неподвижно мрачные ели и дубы. Василиса нарвала ромашек, усеявших холм, и сплела венок. Потом взяла калач и принялась жевать. На колено ей села бабочка-капустница, поводила усиками, похлопала крылышками.
— Не спугни, — послышался сзади голос.
Василиса обернулась, бабочка испуганно вспорхнула и полетела прочь. Кот-Баюн сделал было два длинных прыжка вслед за ней, но промахнулся.
— А ну, перестань! — прикрикнула на него Василиса. — Бабочки хорошие.
Кот с сожалением проводил бабочку глазами.
— Вредные они, — сказал он. — Капусту портят, репу.
— Да что здесь портить, — раздраженно сказала Василиса. — У него и огорода-то нет. Цветы посадила, и те едва не уморил.
Кот уселся рядом с ней.
— Ты не сердись на Кащея, — сказал он. — Старый он, одинокий. И гордый, как черт, ни за что сам не признается.
Василиса помолчала, не зная, что ответить, потом сказала:
— И вовсе я не сержусь.
А потом опустила лицо в ладошки и захлюпала носом. Кот-Баюн удивленно воззрился на нее.
— Ты чего это, Василиса?
Василиса вдруг разрыдалась в голос, слезы ручьями потекли между пальцев. Из рукава сарафана она вытянула потертый вышитый платочек, и принялась утирать глаза.
— Ваня мой… — хлюпала она. — Я тут сижу, а он… Где-то по лесам да по болотам пробирается! Ищет меня!..
— Ну, ладно тебе, — смущенно сказал Кот. — Не плачь. Доберется, чай не впервой…
Василиса разрыдалась еще горше прежнего.
— Ага-а! — выдавила она. — А если с ним случится что?
— Ну что с ним может случиться, — принялся утешать ее Кот. — Он же царевич, сама говорила — храбрый, и все такое…
Платок у Василисы промок насквозь, она отбросила его в сторону и принялась размазывать слезы по лицу рукавом сарафана.
— А я-то, дура!.. — всхлипывала она. — Поругалась с ним еще! Кабы знала… Я же без него… Если с ним что… Я в речку брошусь!
— Типун тебе на язык, — сказал Кот. — Приедет он, не лей слезы попусту.
Он прошелся у Василисы за спиной, погладив ее между лопаток своим пушистым хвостом, сунул морду ей под локоть. Василиса ухватила его под лапы и втащила к себе на колени. Кот лизнул ей ладонь.
— Успокойся-ка, — сказал Кот. — Вот увидишь, все будет хорошо. Приедет он скоро.
Василиса обмахнула лицо рукавом.
— Что ж не едет? — спросила она, все еще всхлипывая.
— Может заплутал, — сказал Кот, но заметив, что от таких утешений Василиса вот-вот разревется снова, быстро добавил: — А может, конь устал. Небось, всю ночь Ванька твой скакал, утомил коня. Сидит теперь на привале, портянки сушит.
Это объяснение, кажется, немного успокоило Василису. Она еще немного пошмыгала носом, потом подобрала платок и громко высморкалась в него.
— Пойду в светлицу, — сказала она. — Рушник докончу.
Она согнала Баюна с колен, поднялась, отряхнула сарафан, поправила венок на голове.
— Пойдешь?
Кот отрицательно помотал головой.
— Погуляю, — ответил он. — Тут где-то у полевок норка, нюхом чую.
Василиса направилась к терему, а Кот разлегся в траве и прикрыл глаза. Охотиться на полевок он вовсе и не собирался. Мало-помалу дрема охватила его, трава приятно щекотала ноздри, солнце согревало шерсть, а ветерок доносил речной запах — запах водных растений, рыб и гниющей в воде древесины. Кот уснул.
Неподалеку упала в траву сойка, зацвиркала что-то, копаясь в земле. Кот встрепенулся, приподнялся на передних лапах, но сойка заметила его и упорхнула. Кот проводил ее взглядом, полным сожаления.
Потом его внимание привлекло движение у самой кромки леса. Он пригляделся и за речкой, среди старых коряжистых дубов, обступавших тропинку, увидел всадника на пегой лошади. Всадник в красной сорочке и серебристом шлеме выехал по тропинке к самому мосту и там спешился. Привязал лошадь к ветхим перилам моста, потом вынул из ножен меч и осторожно ступил на мост.
Кот поднялся, выгнул спину дугой, потягиваясь.
— Приехал, — недовольно проворчал он. — Будет сейчас заварушка… А такой денек был тихий.
Он рысью побежал к терему, проскочил в покосившиеся ворота. Кащей набирал дрова у поленницы.
— Едет! — крикнул ему Кот. — Встречай гостя.
Кащей уронил дрова, заметался по двору, бросился в дом. Первым делом взбежал по лестнице и уронил на дверь Василисиной светлицы тяжелый засов, потом, дробно стуча подкованными сапогами, ссыпался по лестнице вниз. Достал из-за печи длинный двуручный меч, снял с гвоздя кожаный шлем и кое-как нахлобучил его на голову.
Кот тем временем забрался на поленницу, а с нее перепрыгнул на крышу крыльца.
— Эй! — позвал он. — Эй, Василиса! Глянь в окно!
Занавески на окне дернулись, за слюдяными стеклами показалась Василиса.
— Чего тебе? — спросила она.
— Окно, говорю, открой! — крикнул Кот. — Вон, едет твой.
Окно со звоном распахнулось, Василиса высунулась оттуда так далеко, что казалось, вот-вот выпадет наружу.
— Ваня! — закричала Василиса. — Я тут!
Иван, озираясь, вошел в ворота, заметил Василису в окошке и помахал ей свободной рукой. Меч он держал наготове.
— Слава ж тебе, Господи! — воскликнула Василиса. — Насилу дождалась. Ты что, окружной дорогой ехал, Вань?.. Я ждать измучилась!
Скрипнула дверь терема и с крылечка, грозно помахивая мечом, сбежал Кащей.
— Ну, держись! — рявкнул он. — Ох, получишь у меня на орехи!
— Вражья сила! — взревел Иван, бросаясь на Кащея с воздетым мечом. Он с ходу рубанул, Кащей отбил его удар, от мечей полетели искры.
— Давай-ка, Ванюш, отоварь этого ирода костлявого по черепушке, да поедем-ка домой, — кричала из окна Василиса. — Сил моих нет смотреть на него!
Кащей рубился молча, только крякая при каждом ударе. Иван, напротив, то и дело приговаривал:
— А вот получи-ка!.. А вот тебе!.. А мы вот так!..
Сильными ударами он теснил Кащея к терему, вынуждая его подниматься по ступенькам все выше и выше, пока не загнал обратно в дверной проем. Там Кащею пришлось развернуться и убежать внутрь — биться в тесных сенях не было никакой возможности. Иван пригнулся, чтобы не удариться головой о низкую притолоку, и ринулся следом за Кащеем.
— А ну, стой, вражье племя! — кричал он.
Оказавшись внутри, он остановился и кивнул Кащею.
— Господи, да тебя ж только за смертью посылать, — зашипел Кащей. — Бейся, бейся, чего встал!
Он подставил Ивану меч, Иван несколько раз ударил по нему своим мечом.
— Не серчай! — зашептал Иван. — Путь-то неблизкий, да еще свернул не туда, пришлось возвращаться. В другой раз не оплошаю!
— В другой раз, в другой раз! — проворчал Кащей. — Вот я подумаю еще, будет ли другой раз!
Ногой он уронил на пол лавку, потом набрал в легкие воздуха и завопил:
— Сдаюсь! Пощады! Пощады!
— Не будет тебе пощады, ворог лютый! — рявкнул Иван.
— Переигрываешь, — шепнул ему Кащей. — Ладно, довольно.
Он плашмя уронил на пол меч, тот гибко подпрыгнул и загремел по половицам.
— Скажешь — выбил меч у меня из рук, и я исчез, как сквозь землю провалился.
Иван кивнул, потом развернулся и направился к лестнице, ведущей наверх.
— Постой! — спохватился Кащей и бросился к ларю. Сбросив вышитое покрывало с крышки ларя на пол, он порылся внутри и достал блюдце с последними тремя золотыми яблочками.
— Понравились они ей очень, — извиняющимся тоном сказал Кащей. — Возьми уж с собой, побалуй… Скажешь, что у меня отобрал. В бою.
Иван замялся.
— Да неудобно как-то…
Кащей зашикал на него.
— Неудобно портки через голову надевать. Бери, говорю! Подставляй суму!
Иван послушно скинул с плеча холщовую котомку. Кащей ссыпал туда яблочки.
— Вот и дело, — сказал он. — Гостинец будет. Сам-то попробуй тоже, вкусные они… Ну, давай, иди к ней. Ждет девка, волнуется.
Иван уронил котомку на пол и порывисто обнял Кащея за плечи.
— Ты это… — смущенно проворчал Кащей. — Бросай это дело. Ну всё, всё… Хватит. Хватит, говорят тебе. Пусти.
— Спасибо тебе, Кащеюшко, за помощь, — сказал Иван, отпуская Кащея. — Очень помогаешь.
— Чего там, — буркнул Кащей. — Ерунда.
— Вовсе не ерунда! — горячо заверил его Иван. — Сам знаешь, характер у Василиски не сахарный. Иной раз как осерчает, как разойдется — хоть святых вон выноси. А вот как спасу ее, привезу домой — такая у нас любовь! Прошлый-то раз, знаешь, два месяца кряду ни единого скандала, ни единого упрека, ни одной тарелки не разбила! Каждое утро пироги пекла.
Кащей сглотнул слюну. Ему было неловко выслушивать дифирамбы в свою честь, и он молча разглядывал носки своих начищенных сажей сапог.
— Одним словом, — заключил Иван, — спасибо тебе, Кащей!
— Чего там, — повторил Кащей. — Пиши, ежели чего.
Иван закивал.
— Как обычно, голубя пришлю, — пообещал он. — Если снова помощь потребуется. Спасибо тебе…
— Иди уже к жене-то! — подтолкнул его в плечо Кащей. — Иди! Извелась вся, небось!
Он вытолкал Ивана к лестнице, а сам со вздохом скрылся за печкой. Оттуда ему было слышно, как Иван стучит по лестнице каблучищами.
— Василисушка, свет мой! Это я! — донесся до Кащея его крик. Наверху послышалась возня и шорох, скрип двери, звуки поцелуев. Кащей снова вздохнул.
— Идем скорее! Увезу тебя домой, голубка моя!
Каблуки прогрохотали еще раз в обратном направлении, потом хлопнула входная дверь. Кащей выбрался из-за печи, с кряхтением поставил лавку на ножки. По лестнице в комнату спустился Кот-Баюн.
— А я уж заволновался, не случилось ли с тобой чего, — сказал он.
Кащей махнул рукой.
— Я в порядке, — сказал он.
Кот направился к дверям.
— Пойду, погляжу, что там как, — сказал он. — Открой дверь.
Кащей выпустил Кота, а сам присел на лавку, несколько минут посидел, глядя в пол. Потом поднял и встряхнул покрывало, расправил его на ларе, а двуручный меч убрал обратно за печку. Медленно поднялся по лестнице, приоткрыл дверь в светлицу.
— Эк натоптал! — неодобрительно проворчал он, обнаружив на полу грязные следы Ивановых сапог. — Опять полы мыть!
На лавке под окном он заметил рушник, расшитый яблоками и райскими птицами. Кащей развернул его и несколько минут держал в руках, разглядывая рисунок. Потом бережно сложил и убрал в сундучок. На полу валялся венок из ромашек, Кащей наклонился за ним.
Кот дожидался его на крыльце.
— Опять мы с тобой одни бобылять остались, — сказал Кащей, усаживаясь на верхнюю ступеньку рядом с Котом. — Может, завтра на рассвете на рыбалку сходим, а, Баюн? Развеемся. Сети я починил, кошке своей рыбки свежей унесешь…
— Ты ведь не ради него все это делаешь? — спросил Кот.
Кащей помолчал, перебирая в руках ромашковый венок.
— Я — Кащей, — сказал он наконец. — Полагается мне так. А уж почему, да для чего — дело десятое.
Кот поглядел на него снизу вверх.
— Взял бы, да и сказал ей. Чего тебе терять-то?
Кащей вздохнул и ничего не ответил. Он смотрел на лес за рекой, туда, где вечернее солнце золотило вековые стволы деревьев. Едва заметная тропинка, зарастающая травой, уходила в чащу.
— Даже если и пошлет куда подальше, — не дождавшись ответа, продолжил Кот. — Зато будет у тебя определенность.
— Да на что мне эта определенность, — проворчал Кащей. — Солить ее в кадушке, что ли? Я и так знаю, что пошлет… Старый я, — добавил он. — К чему ей задохлик такой?
— Яблок бы каких нашел, молодильных, — посоветовал Кот-Баюн. — Глядишь, и…
Кащей махнул рукой.
— Не бывает их, — сказал он. — Сказки это всё.
Кот перевел взгляд на небо.
— Жара завтра будет, — сказал он. — Рыбалка — это ты хорошо придумал.
— Ты меня разбуди тогда, — сказал Кащей. — Все равно всю ночь мышей гоняешь. Вот и разбуди пораньше.
— Разбужу, — пообещал Кот.
Они сидели на крыльце, пока не отгорели последние лучи солнца. Потом Кащей встал и ушел в терем.
Алексей Березин
Свежие комментарии