Озеро

Озеро было похоже на огромный вареник, с большой круглой центральной частью и двумя вытянутыми заушинами. Было оно глубины неимоверной. Когда-то, по рассказам, местные мужики опускали в него двенадцать связанных между собой вожжей с грузом – но дна не достали. Звалось озеро - Чёртова ямка. По тем же рассказам, в озере водилась прорва рыбы, но не каждого то озеро с уловом отпускало обратно…

Сырые ветки, пробитые дождём насквозь, дымили в костре до невозможности. Скороговорка: «Дым, дым я масло не ем» - не помогала. Дым лез в глаза, в нос, в рот – куда бы ты ни пересел. Одна радость – комары от дыма тоже шарахались.
Шалаш, скроенный на скорую руку из елового лапника, не спасал ни от дождя, ни от комаров. А дождь обложил озеро со всех сторон.

Озеро не очень-то жаловало гостей незваных. Не только сегодня. Погода над ним резко менялась, как только кто-то начинал обустраиваться на его берегах. Посреди голубого неба, ниоткуда, начинали клубиться серые, набитые влагой тучи, погромыхивал гром, и молнии, напоминающие трезубцы, вонзались в чахлый лес, стоящий округ озера. За три-четыре километра от озера было сухо и вёдро, а над озером стеной стоял дождь.

Да и окрестности озера тоже были странноваты – ближе, чем за четыреста метров вокруг озера не было ни единого кустика, дерева и даже травы. Лишь круглая, окатанная до матовой гладкости галька и валуны. Далее – чахлый еловый подлесок со множеством мелких берёз с обломанными макушками.

Дурная слава озера отпугивала народ и только изредка, в основном приезжие, рисковали в нём рыбачить. Если находили к нему тропу. Потому как местные, ни за какие деньги, не соглашались быть проводниками.
И в этот раз было бы также, если бы Ванька Позь, по кличке Топтун, не страдал с похмелья. А страдал Ванька сильно. В сельпо ему уже водку в долг не давали, а соседи матерно посылали куда подальше. За ради опохмелиться, он готов был душу запродать кому угодно. И запродал. Троим приезжим – то ли рыбакам, то ли чудакам, коих сейчас развелось во множестве, и которые рыщут по стране, ища приключений на свою шею.

Похмельное Ванькино согласие стоило приезжим литра. Но частями. А то вряд ли Топтун довёл бы их до вожделенного озера.
Похмелённый, и оттого нервно-бодрый Ванька поход начал шустро, с шутками-прибаутками. Но чем ближе они подходили к озеру, тем больше настроение Топтуна падало и приближалось к нулевой отметке. Пару раз он останавливался, говоря, что пора бы и оставшуюся часть таксы ему заглотнуть, тем более что до озера рукой подать и рыбакам, или кто там они есть, его помощь уже не нужна.

Но мужики были ушлые, и Ванькин номер не проходил.
Оставшуюся дозу Иван получил уже на берегу. Но, странное дело, бутылку допил не до конца. И, что ещё удивительнее, остался с приезжими.

Табор соорудили на краю леса, аккурат напротив центральной части озера. К озеру сразу не пошли. Наладили кое-какой шалаш, запалили костерок – почаёвничали. На озеро поглядывали с интересом. До него, по каменьям – метров четыреста – четыреста пятьдесят. Недалеко от кромки леса, где тропа начинает теряться в камнях, вкопан вертикально высоченный столб. Побитый дождями и ветрами столб был серовато-белого цвета. На его макушке, также отбеленный до невозможности, череп. То ли медведя, то ли лося – с ходу не разберёшь. Под столбом остатки какого-то тряпья, прижатые к земле камнями, чтобы не разнесло ветром. Чуть далее остов лодки-долблёнки. И кусок ржавой цепи…

День, перевалив далеко за свою середину, отсвечивал высоким, синим небом с небольшими пёрышками облаков. Надсадно гудели слепни и звенели комары. Никакой непогодой и не пахло.
Заклубились тучи, и пошёл дождь только тогда, когда приезжие, и с ними Иван, таща за ремни заранее накаченную резиновую лодку, вышли за столб. Ваньке этого хватило. Бросив лодку, он заявил, что дальше столба – ни ногой. И ушёл к шалашу.

Но мужики управились и без него.
Перешучиваясь, и подбадривая друг друга, они спустили лодку на воду. Двое с портативными японскими рациями и небольшим эхолотом, оставив третьего на берегу, погребли к центру озера…
Ванька Позь сидел у шалаша и молился. Как все – он не умел, поэтому молился, как мог.
Ванька молился всем и всему, кого и что мог вспомнить. Он просил и Бога, и духа леса, а особенно духа озера простить его за то, что он привёл сюда приезжих. Он просил их не трогать и отпустить с миром. Вторую часть мольбы, о приезжих, он произносил не без корыстного умысла. Если живыми их выведет, он с них ещё литр слупит. Поэтому вторая часть молитвы у него получалась очень уж слёзная – и всегда заканчивалась одной и той же фразой: «Тебе, чё, жалко?»…

А мужики, тем временем, отплывали всё дальше. Время от времени, по рации, переговариваясь с оставшимся на берегу. Слышимость была изумительная. Всё, что они говорили по рации, на берегу было слышно и без неё. Хотя расстояние между переговаривающимися было приличное. И это при шуме дождя и раскатах грома.
Озеро вздохнуло.
Именно вздохнуло. Долгим тягучим утробным вздохом. Лодку подкинуло высокой волной. Мужики шарахнулись от бортов к центру лодки. Эхолот пищал своим тонким японским голосом и ничего не показывал.

«Что это было?».
« На топляк, наверное, налетели».
«Какой топляк?! Деревьев нормальных почти на километр по кругу нет»…
«Мужики, что у вас?».
«Да, чёрт его знает. Подкинуло нас. Налетели на что-то».
«А звук? Звук этот слышали?».
«Слышали, слышали. Только не поняли, откуда он. Такое ощущение, что шёл сразу со всех сторон».

Мужики опасливо, из-за бортов лодки, оглядывали слега колышущуюся поверхность озера, пузырящуюся от струй дождя.
«Я же говорил – топляк».
«Где?».
«Разуй глаза! Вон, правее носа, видишь?».
Сквозь толщу воды, метрах в полутора от носа лодки, смутно угадывалось очертание круглого бревна.
« Слышь, Петрович, а оно шевелится…».
«Кто?».
«Бревно, говорю, шевелится…».
«Как это – шевелится?»
 «Да так и шевелится. Видишь? Течения-то нет, а оно плывёт, вроде…».

Петрович взглядом гипнотизера уставился в силуэт бревна. Прошла минута-другая…
«Ну, ни хрена себе! Точно! Давай, Серёга, подгребай к нему. Поглядим, что это за бревно».
Поглядели. И они. И на них.
Из-под воды, не мигая, на них глядели два огромных, с чайные блюдца, глаза…

Запищала рация, но и без неё было слышно, как оставшийся на берегу, кричал: «Петрович, Петрович! Что там у вас!? Почему молчите? Мужики, вы слышите, меня? Что там у вас?!»…
Ответ был неожиданным, громким и перемежающийся матом: «А у нас в квартире газ! А под нами Фантомас! Щука! Мать её ити! Гнида, старая! Я ведь чуть в штаны не наделал!».

Действительно, это была обыкновенная озёрная щука. Обыкновенная, если бы не её необычайные, просто громадные размеры! Пусть, даже слегка и увеличенные через призму воды. Но всё одно, щука была гигантская!
«Чё-ё-ёрт! Хотел же прихватить ружьё!».
Серёга досадливо ударил себя по колену.
«Какое, на хрен, ружьё?! Мы же ей на один зуб!».
Из тёмной бездны озера к лодке поднималось ещё одно живое бревно…

«Мать, твою! Да сколько ж их таких тут-то?! Гребём отсюда, Серый! Гребём быстрей!».
Серёга налёг на вёсла. Лодка почти со скоростью торпедного катера понеслась к берегу. Почти у кромки воды их нагнал ещё один вздох озера – лодку ударило волной и наполовину выкинуло на камни.
«Ну?».
«Баранки гну! Хватаем лодку, рвём к лесу! Одному Богу известно, какие ещё тут чудеса водятся!».
Третий семенил с ними, ухватив один из ремней лодки и, сгорая от любопытства, почти в голос, кричал: «Мужики, слышь, мужики – чё было-то? Чё было-то?».

Ванька-Топтун, видя всю эту кутерьму, мелко трясся и, выглядывая из-за шалаша, крестился: «Господи, пронеси! Господи, пронеси!». Ах, если бы не это, чёртово похмелье – хрен бы он сюда пошёл…
Отдышались у шалаша.
«Слышь, Иван, чёрт с ними, со щуками – что это за вздохи?».
«Ловкие вы мужики, однако. Успели до третьего вздоха до берега добраться. Не каждому суждено. Да и озеро не каждый раз дышит. Раз два вздоха было, сейчас и остальное сами увидите».

Точно. Третий вздох раздался минуты через две. Посередь озера бугром встала вода и тут же опала. Концентрическими кругами пошла волна. Только не от центра к берегу, а наоборот – к центру опавшего бугра воды. Скручиваясь в огромную воронку.

«Вот так, значит. Ежели кто в это время на озере – пиши пропало. Потом иногда только лодки назад выплёвывает – людей никогда. Да и лодки все изжеванные, словно их через мясокрутку пропускали. Вон, долблёнка лежит – из таких и есть. Наши-то, местные, знают и зазря сюда не суются, а таких, как вы, почитай кажный год эта прорва глотает – замудохались с милицией разбираться. Говорим озеро забрало – не верят. Таскают нас почём зря. Эксперименты проводят. А на озеро припрутся, а оно не дышит. Тишь да гладь – только дождь сыплет. А вам, как по заказу. И динозавры эти - щуки, мать их, и озеро задышало. Шустрые вы, сообразили когти рвать, а то пить бы мне за помин душ ваших».

«Вань, а люди-то, что говорят?».
«Люди? А, чё люди – люди без надобности сюда ни ногой. Лет, почитай, двадцать тому, на берег щуку выкинуло – дохлую. То ли от старости померла, то ли ещё чего с ней приключилось. Огрома–а-адная! Да, вон её череп на столбе болтается, для таких как вы, придурки, для наглядности, выставлен. Так вам и это ни почём – всё одно прётесь, как же тайны манят. Житья нормальным людям от вас нет – одни нервы».

Мужики, выкатив глаза, глядели на вершину вкопанного столба. А ведь и, правда – череп-то рыбий. Щучий. Только размеров неправдоподобных! А они – медведь, лось…
«Ну, выкинуло, и что?».
«Да ничего. Брюхо-то ей вспороли, а там болотные сапоги резиновые вместе с не переваренными ногами, и два черепа человечьих, один даже в шапке кожаной».

Глядя на череп на столбе, мужики вполне допускали, что так оно и было, пусть даже Ванька и привирал слегка. И вообще, сегодня они были склонны верить всему – потому как, за один день столько чудес – для любой психики многовато…
«Слышь, Иван – ночевать-то, как, без приключений будем, или ещё какие фокусы ожидаются?».

«А я за озеро не ответчик. Вы вон, при аппаратуре разной. Вам вроде поболе знать полагается. Да и не в озере ж мы ночевать-то будем, в лесу. А лес у нас обыкновенный – без придури. А про озеро ещё скажу, сам не свидетель, но слышал – иногда озеро пропадает. Как пропадает? Да так и пропадает – вечером есть, утром – нет. Только дыра огромадная бездонная от него. А потом – раз, и опять полнехонько. А рыбачат у нас не на ём самом, а на его заушинах. Там мелко. И рыба обычная, не то, что эти – динозавры, мать их!».

Дождь не переставал. Костёр дымил сырыми ветками. Шалаш протекал. Под Ивановы рассуждения, о придурках, от которых нет покоя нормальным людям, в этот вечер были выпиты все запасы спиртного, предусмотрительно прихваченного «исследователями непознанного» с собой. Утром, даже не взглянув на озеро, они ушли на станцию, на полуденный поезд…


© Copyright: Андрей Растворцев