Не спас. Фельдшер — о том, почему в скорой умирают те, кто мог бы выжить
— Хоро-шо-жи-вёт-на-све-те-ви-ни-пууух... — фельдшер уже в тысячный раз произносил про себя слова этой песенки, пытаясь соотнести собственное дыхание и размеренный ритм движений непрямого массажа сердца.
Фельдшер качал больную уже двадцать минут. Всё, что она успела сделать, — это открыть ему дверь квартиры. Затем завалилась на пол в коридоре и перестала дышать. Больше в квартире никого не было.
Женщина, молодая, лет тридцати, умирала. Её сердце не билось, зрачки становились всё шире и шире, а фельдшер всё качал и качал. Он уже насквозь промок от пота, в душе появлялась обречённая пустота, а в голове тонким гвоздиком пульсировал мотив песенки, в которой Винни-Пух жил хорошо.
А жизнь была рядом. Совсем рядом. В стоящем справа рыжем ящике. Достаточно было открыть его, набрать шприцом из ампулы лекарство и ввести его женщине в вену. Но фельдшер был один. И некому было это сделать. Бросать реанимацию нельзя.
Ровно через двадцать минут зазвенел мобильный телефон бригады. Контрольный отзвон, если находишься на вызове больше 20 минут. Жизнь снова давала шанс. Можно было ответить, попросить помощь ещё одной бригады. Но фельдшер был один, и взять трубку было некому. Отвлекаться от реанимации нельзя.
А жизнь была рядом. Где-то на лестничной площадке слышались голоса. Можно было позвать кого-нибудь и попросить покачать, а сам он тем временем успел бы и лекарство ввести, и попросить подмогу через диспетчера. Но кто ж услышит крик из квартиры. А выйти на лестничную площадку некому — фельдшер был один.
Насчёт подмоги, конечно, сомнительно. Могли и не прислать. Зимой вот так же приехал, попал на инфаркт, попросил спецов (то есть спецбригаду) прислать — сказали: "Сам выкручивайся". Пофиг, что ты один. Так мужика и не спас. Генерала разведки, между прочим. При Советах коллеги генерала уже давно пустили бы карьеру главврача под откос. А теперь? Списали всё на диспетчера, да так, что она в реанимацию с инсультом попала. И всё. Ничего не изменилось. Как ездили по одному — так и ездим. Обмельчали нынче службы.
Опять зазвонил телефон.
— 30 минут. Ещё десять минут качаю, и всё. Время истекло, — фельдшер уже разговаривал сам с собой.
Через десять минут телефон зазвонил вновь. Автоматический контрольный прозвон бригады служил фельдшеру вместо часов.
— Всё, — фельдшер со странным спокойствием вышел на балкон, закурил, затянулся горьким дымом.
Затем вызвал полицию. Чуток остыв, вернулся в комнату. Автоматически заполнил документы. Телефон звонил ещё раз, но фельдшер уже из принципа трубку не снимал. Он знал, о чём его спросят, и знал, что он ответит. А посылать кого бы то ни было на три буквы сейчас почему-то не хотелось.
Полиция приехала быстро. Фельдшер на навигаторе нажал кнопку окончания вызова и тут же получил следующий. С тем же поводом, что и предыдущий: истерика. Вечером, на подстанции, его уже ждало распоряжение заведующего написать объяснительную — почему фельдшер не отвечал на телефонные звонки диспетчеров. Пахло взысканием.
Бабкина квартира. Фельдшер скорой — о побоищах за наследство
Это была обычная "скоропомощная" бабка. В отличие от многих, подобных ей, не скандальная. Скорую вызывала ближе к вечеру, иногда ночью, но очень нечасто. Больше для общения, которого ей так не хватало. У неё были все хронические заболевания, которые только можно иметь, тем не менее хуже ей становилось редко.
Детей у неё не было. Родственники были, по слухам — много. Но жили кто где и с бабкой не общались. Кормила бабку добрая соседка. Она же убиралась в квартире, стирала вещи и вызывала бабке врача из поликлиники или скорую, как та просила.
Накануне октябрьских праздников бабуля преставилась. Хоть и ругались на неё скоропомощники, а всё-таки пожалели, поскольку народ выездной на скорой работает душевный, несмотря на кажущиеся внешнее равнодушие и чёрствость. На третий день получила врачебная бригада вызов. На тот самый адрес, где старушка жила. И повод был серьёзный — ножевое ранение.
Примчались, значит. И правда — лежит мужик на полу, за живот держится. А из под ладони, что к животу прижата, — кровь льёт. Хорошо так льёт. Уже лужица под мужиком немаленькая натекла.
А вокруг мужика народу — человек тридцать. И злые все. У кого синяк под глазом, у кого ворот от рубашки оторван. Вертеп какой-то. А на столе закуски да водка стоят, по большей части уже съеденное да выпитое.
Успели. Быстро две капельницы поставили, рану затампонировали, кислород дали, обезболили. Всё чин по чину. И в больницу повезли. А мужик в себя пришёл да как начал плакать. Дескать, вот ни за что ни про что родной племянник ножом пырнул. Безвинно пострадал, значит.
Врач его и спрашивает:
— А как дело-то было?
— Да как было, — отвечает мужик. — Приехали с разных областей России все родственники бабкины. На поминки, значит. Соседка бабкина всем позвонила. Похоронили, поминать стали. И что ни тост — за бабку. Чтоб земля ей пухом была, чтоб ей там лучше, чем здесь было.
Каждый из присутствующих утверждал, что бабка его особенно любила. А стало быть, и квартира бабкина ему отойти должна. Слово за — и передрались. А потом и нож в ход пошёл. Пьяные же все.
— А почему ж ты думаешь, что пострадал ни за что? — врач спрашивает.
— Да потому что бабка квартиру уже соседке отписала, а мы и не знали, — отвечает мужик. — Соседка вошла, когда шум начался, да, увидев поножовщину, скорую вызвала, милицию. А пока вызывала, нам и сказала про это. И, говорит, если надо, документ покажу.
— Так с чего ты решил, что пострадал зря? — сказал врач, когда они с фельдшером каталку в реанимацию закатывали. — Не за просто так пострадал ты, а за жадность за свою. И племяш твой тоже. Ему теперь квартира долго не будет нужна. На всём казённом будет жить. А ты — на лекарствах.
С тем и сдали бедолагу с рук на руки подоспевшему дежурному врачу.
Слышал — прооперировали хорошо. Жить будет.
"Вкрути мне лампочку". Врач скорой — о капризных алкашах
— Я вызвал вас узнать, как лечить чесотку, — сказало пьяное существо мужского пола, одетое только в семейные трусы.
Существо стояло в дверном проёме, загораживая бригаде вход в квартиру. У него была лысая голова и кучерявые волосы по всему телу. Запах пива, которым запивали водку, перебивал даже запах мусоропровода, который был забит насмерть.
— Скорая такими вещами не занимается, — ничему не удивляясь, ответил фельдшер.
— Тогда до свидания, — заплетающимся языком произнесло существо и захлопнуло входную дверь.
Логично было бы считать вызов законченным. Фельдшер просто бы отзвонился диспетчеру и получил бы следующий адрес. Или вернулся бы на станцию. Но у нас в подобных случаях надо звонить ответственному врачу станции и уповать на то, что сегодня дежурит адекватный коллега.
В этот раз не повезло.
— Как! Вы ушли с вызова, не осмотрев больного! Да вы знаете!.. — почти кричал врач. — Немедленно вернитесь, вызовите полицию, позвоните на психиатрический пульт. Или вы осмотрите больного, или пусть распишется, что помощь ему не нужна.
Тяжело вздохнув, фельдшер позвонил всем, кого перечислил "ответственный".
Сотрудники психиатрической службы, оценив "адекватность" ответственного врача, сразу отказались отправлять свою бригаду.
Полиция приехала. Через час. Всё это время фельдшер спокойно покуривал, прогуливаясь у своей машины, болтая с водителем о тяжёлой жизни алкашей и прочих маргиналов.
— Ты нас достал уже! — старший наряда, когда открылась дверь в квартиру, с порога начал атаку. — Ты достал уже всех: соседей, нас, теперь вот скорую начал доставать! Хочешь в обезьянник? Сейчас организуем!
— Что, постоянный клиент? — спросил фельдшер сержанта.
— Убил бы, — в сердцах произнёс сержант. — Ни днём, ни ночью покоя нет. Как начинает пить — по три раза сюда ездим.
— А вкрути мне лампочку в люстру, — обращаясь к сержанту, вклинился в разговор хозяин квартиры. — Ты, длинный.
— Я вкручу тебе лампочку, — многообещающе произнёс сержант. — Я сейчас вкручу её тебе в... (он назвал некоторые части тела).
— А ты? — тут алкаш невозмутимо повернулся к фельдшеру. — Может быть, ты мне поможешь?
— Конечно. Потом. Когда вкрутят. Я её тебе выкручивать буду. Оказывать медицинскую помощь.
Напарник сержанта всё это время тихо угорал от смеха.
— Короче! — сержант повернулся к фельдшеру. — Где ему тут расписаться надо?
Фельдшер протянул мужику карту вызова и ручку.
— Расписывайся.
— Я своей, — мужик достал откуда-то полуизгрызанную пластмассовую ручку, поставил свою подпись и вернул карту.
Затем со словами: "А это тебе на память, чтоб вспоминал" — сунул ручку в нагрудный карман фельдшера. Уходя из квартиры, фельдшер вынул подарок из кармана и аккуратно зашвырнул его под шкаф.
Покурив с парнями из доблестной полиции, фельдшер сердечно распрощался с ними, и все разъехались по своим героическим делам. Ночью фельдшер, прикорнувший в кресле на подстанции в ожидании вызова, был разбужен телефонным звонком.
— Это ответственный врач. После вас на вызове (он назвал номер карты и адрес) пропала какая-то дорогущая ручка. Больной скандалит и требует вернуть. Вы уж съездите, верните.
— А я её брал?
— Ну больной же говорит...
— То есть вы меня сейчас конкретно обвиняете в воровстве? Без суда и следствия?
— Нет... — ответственный врач замялась. — Я ни в чём таком вас не обвиняю. Может, машинально в карман сунули, по привычке. Больной же требует.
— Давайте без обид: перезвоните и объясните, что в случае пропажи или кражи вещей он должен звонить в полицию, а не в скорую. А полиция пусть разбирается.
На том и порешили. На следующее утро фельдшер услышал рассказ коллеги по работе, который живёт в том же доме, что и алкаш. Ночью этот сосед-алкаш на весь подъезд орал, что у него пропала золотая ручка "Паркер". Потом он долго с кем-то перезванивался и наконец вызвал полицию.
Приехали всё те же. Двое — высокий сержант со своим смешливым напарником. Что было дальше, фельдшер не знал. Но, по рассказам того же коллеги, последние три месяца сосед ведёт скромный, уединённый образ жизни, выходя из квартиры только по вечерам, исключительно за продуктами и четвертинкой водки.
Автор:Дмитрий Беляков
Фельдшер скорой помощи
Свежие комментарии