- Вы, вы знали? Но откуда?
- Ванюша, Ванюша, - старушка улыбнулась и потрепала сержанта по голове, - и чин имеешь начальственный солдатский, и опыт, а как ребенок диву даешься. Я ить не просто так показалась, а потому как душа у тебя светлая, открытая, о бойцах по первости думал, а не о том, как себя спасти.
С поля боя уходил последним, истинный богатырь, на таких земля наша держится. Таких первыми надобно выручать, ибо они – есть опора, вокруг которой соберутся другие. Думаешь, мы – духи лесные и сказочные, не печемся о вас, людях?
- Знали мы, что грядет война великая и страшная, знали, что горя много будет и крови, предупреждали вас, как могли, но коль были б всемогущи, то и беды такой не допустили бы. А сейчас кожный чертик водяной, кожный полевой дух или домашний, о себе не думаючи, делом благим занят. Кто-то дорогу немцу запутает, кто-то пыль столбом поднимет, чтобы раненые дорогу перебежали незамеченными, кто землицу уговаривает помягче стать, чтоб вам окопы легше рыть было. Да мало ли.
Иван вспомнил, как бойцы, окапываясь, хвалили мягкую почву, как двое вырвавшихся из окружения красноармейцев рассказывали о невесть откуда появившемся роднике, спасшем от лютой жажды измученных солдат.
- И вы, они, всегда рядом? – сержант спросил, в который раз уже зная ответ.
- Испокон веков мы рядом с вами, воин. Вас не будет, и нас не станет. Мы – души предков ваших, в сказках да верованиях сохраненные, - Яга задумчиво посмотрела на гостя, - и не будет ворогу покоя на земле нашей, ибо тот, в ком душа живет, в том сила есть, тот никогда на колени не станет.
- Елисеевна, скажите, - Иван хотел услышать ответ на самый главный вопрос, - почему вы выбрали меня?
- Думаешь, я тебе сказки просто так рассказывала, - хитро подмигнула бабка, - третий мне нужен, честный, о людях думающий и страха не ведающий.
- Третий?
- Богатырь, - кивнула Яга, - помнишь сказки? Молва людская только о трех богатырях говорит, а ить на самом-то деле вокруг молодцев тех собирался люд окольный, в лесах хоронившийся. Обрели они веру в силу свою, и великая армия на ворога двинулась, а впереди – богатыри, воины былинные. Так и изничтожили черную тать, на землю нашу своими ногами погаными ступившую.
- Вижу, Ванюша, вопрос твой, сразу и ответ дам. Три дня тому возле родничка два воина отдыхали, раненые оба, слабые, друг дружку поддерживали, так и шли через лес. Накормила их, напоила, зельем целебным остановила кровушку богатырскую, да зашептала раны солдатские. Схоронила их в шалаше, в ельнике темном, там и мышь не проскочит, да и Леший приглядывает. Чтобы силушки набрались солдатики, Виссарионыч поесть им относил. А вчерась намурчал, уже в бой рвутся. Дескать, некогда разлеживаться.
- И то правда, - неожиданно смутившись, Иван вскочил, - мужики воюют, а я тут…
- А ну сядь, - сухонькая ладошка хлопнула по столу, - ишь удумал, человека в возрасте уважаемом перебивать да гостеприимством брезговать. Никуда вы не пойдёте, пока я не дозволю.
- Силой удержите? – усмехнулся сержант.
- Окстись, какой силой, Соловушка – разбойник вам уйти не даст, - Яга поправила платочек, - пока я слово заветное не скажу, не пройти вам пост тайный, где стражник ентот обитается.
- А то свищет Соловей да по - соловьему, он кричит, злодей-разбойник, по-звериному, и от его ли то от посвиста соловьего, и от его ли то от покрика звериного те все травушки-муравы уплетаются, - продекламировал Иван, - этот что ли.
- Он самый, только …
- Врут сказки?
- Врут, - рассмеялась хозяйка, - как есть врут. Свистеть он не умеет, ибо в молодости ещё повздорил с Ванюшей – сыном крестьянским, тот оглоблей ему два зуба и вышиб. С тех пор ток шипеть может.
- А свист откуда? – Иван не был готов к такому повороту, что-то не складывалась картинка.
- Дак что тут непонятного, - удивилась Яга, - свистеть, сиречь, байки рассказывать, он мастер. Да так складно и заливисто брехал, мужики только диву давались. Говорили, ну и свистит, стервец, ну и свистит. И ведь коль уж начал, то без умолка трещать будет, да громко так и шепеляво, что травушка – муравушка заплеталася. А уж кто слушал его больше часа, сразу бездыханным на землю падал и спал день.
- Калистратушка баил, что по научному это «хипносом» зовется, но про то я не ведаю. Знаю, что давненько дело было, когда хранцузы с самого Парижу пришли землю нашу воевать, бабы жалились – мужиков на войну забрали, а хлеба осыпаются, уж выручи нас, Соловушка. Тот, говорят, вызвался поводырем к ворогам идти, как раз мимо топали, человек сорок, дескать, покажу вам тракт старинный, забытый, до Москвы за день долетите. Да как так задурил головы, что неделю эти хранцузы хлеба на полях убирали, молотили и муку мололи, о войне позабыв.
- За что ж его разбойником прозвали, - удивился Иван.
- Тут дело такое, - засмущалась Яга, - уж больно он до полу женского охоч. Сколько девиц по нем слезами умывалося, а ему все нипочем. Деревенские как соберутся рога пообламывать сластолюбцу, дубье возьмут и к его хатке на разговор сурьезный, а он на дуб залезет, чтоб не достали, значицца, и так навешает на уши, мужики стоят, репы чешут, головами кивают, а потом и домой возвращаются, не солоно хлебавши. А вот и гости пожаловали, пойдем встречать, что ль.
Старушка, кряхтя, поднялась и открыла дверь. Сержант вышел следом и с интересом посмотрел на двоих пограничников в выгоревших гимнастерках. Рядом уже вился вездесущий Виссарионыч.
- Здорово, мужики, вы откуда? - Иван протянул руку и улыбнулся.
- Остап, я из под Полтавы.
- Михаил, из Гомеля.
- Ну а я Иван, сибиряк, - представился сержант.
- Да у нас тут славянский интернационал, - рассмеялись трое.
- Истинно, - Яга с нежностью смотрела на бойцов, - три богатыря, три воина былинных. Собрала вас все-таки. Вот и я, старая, сгодилась на что-то.
Она промокнула уголком платка выступившие слезы.
- Спасибо вам, Елисеевна, - они поклонились в пояс, - за хлеб да соль, за раны залеченные и за надежду.
- Это вам спасибо, солдатики, что живота не жалеючи, землю бороните. А теперь слушайте меня внимательно. Пойдете по тропинке лесной, не сворачивая, выйдете на полянку, в центре дуб старый, в дупле его оружие схоронено.
- Откуда оно у вас, - удивился Михаил.
Иван с Остапом поддержали вопросительными взглядами.
- Дык я ж рассказывала вам, как Кощеюшка с немцами в уточку играл, - всплеснула ладошками Яга, - запамятовали? Они ить разбежались, как зайцы по пасеке, а Потапыч все собрал, да в лес отнес. Баил, ты, бабка, гляди, солдатикам нашим укажи дорогу к месту тайному, пусть оружие вражье против них и повоюет.
Пограничник рассмеялись:
- Нам бы Калистрата Горыныча да Кощея Потапыча с вами во главе, мы б войну за неделю выиграли.
- Соловушку забыли, – улыбнувшись, напомнила Яга.
- Точно, его за «языками» хорошо отправлять, - предложил Остап.
- От придумщики, - старушка протянула три узелочка, - вот вам на дорожку хлебушек свежий, да зелье целебное, от ран спасающее. Пойдете по лесу, глядите внимательно. Много солдатиков от немца хоронится, за вами они пойдут. Из окружения выйдете через лес. Дорогу увидите. Собирайте вокруг себя воинов и воюйте, сыночки. Воюйте так, чтобы немцу ни сна, ни отдыха не было. А уж мы будем рядышком, где сможем, поможем, да, Виссарионыч?
- Мяв, - кивнул головой кот.
- Пора нам, Елисеевна.
Пограничники по очереди обняли старушку, а та, сдерживая слезы, по-матерински расцеловала каждого из них.
- Головы зазря не подставляйте под пули, храбрость, она тоже с умом быть должна.
- Так точно, товарищ командир, - не сговариваясь, гаркнула троица.
- После победы вернусь за гармонью, - Остап поправил пилотку, - а если не судьба…
- А ну цыц, - неожиданно рявкнула Яга, - не посмотрю, что от ран не отошедший, помелом так отхожу, что на год тут останешься, синяки залечивать, возвернёшься, сынок, не сомневайся. А мы вас будем ждать, всем лесом. Ну, идите уж.
***
- Помнишь «Мать, наливай фронтовые, я двух худых завалил, хотели наших ишачков израненных в штопор отправить».
- А «тепло ли тебе молодец…».
- Уточки, у меня чуть рана не открылась, когда слушал!
Голоса становились все тише и тише.
А у тропинки стояла Яга и вытирала набежавшие слезы:
- Удачи, богатыри былинные.
- Мяв, - грустно отозвался Виссарионыч.
***
Из воспоминаний капитана Вильгельма Липпиха:
"В середине ночи я проснулся от звука голосов. До меня донеслись лишь обрывки разговора проходивших мимо людей, и я не понял, кто это - немцы или русские. Я напрасно пытался разглядеть идущих, но в кромешной тьме различал лишь смутные силуэты, хотя они находились всего в десятке футов от меня. Напрягая слух, я окончательно убедился в том, что это не немцы. Интуиция подсказала мне, что это, видимо, небольшая группа русских красноармейцев, выбирающихся из окружения. Я сначала подумал, что они прошли мимо наших часовых, но потом решил, что, скорее всего, русские просто не заметили нашего присутствия, как и мы - их.
… В конечном итоге я предпочел не производить шума и позволить русским пройти дальше. К моему великому облегчению, те вскоре скрылись в темноте, так и не заметив нас".
***
Избушку накрыла тень.
- Ну что, Калистратушка? - Яга смотрела вверх, - сопроводили до наших -то?
- Мяв? - нетерпеливо дергал ушами Виссарионыч.
Ответный рокот заставил пригнуться деревья, но старушка улыбнулась:
- Вот и славно. Победят теперь богатыри мои чудо юдо проклятущее и навек с земли нашей прогонят.
Автор: Андрей Авдей
Свежие комментарии